#поход #война #история #1849 #мятеж
Революционный взрыв, потрясший Европу в 1848 году, с особенной силой сказался в габсбургских владениях. Вся Венгрия, как во времена Ракочи, поднялась на Габсбургов, провозгласив свою независимость. В славянских областях, особенно в Богемии, и даже в самой Вене, происходили мятежи. Одни лишь хорваты под предводительством бана Елачичаостались лояльными (традиционная неприязнь югославян к мадьярам играла, впрочем, здесь гораздо большую роль, чем преданность их династии).
Положение Австрии, вынужденной к тому же вести войну в Италии с сардинским королем, к зиме 1848-1849 годов стало критическим, а весной 1849 года отчаянным. Юный император Франц Иосиф, вступивший только что на престол после отречения дяди своего Фердинанда, обратился в апреле с мольбой о помощи к Императору Всероссийскому.
Русская армия была переведена еще во второй половине 1848 года на военное положение в предвидении борьбы с революционным движением в Европе. Основное положение Священного союза, гласившее, что все монархи обязаны друг другу братской помощью, совершенно позабытое на Западе, продолжало вдохновлять российскую политику, не бывшую, увы, политикой русской…
Первое вмешательство русских войск в австро-венгерские дела состоялось еще в январе 1849 года. Воинственное племя секлеров (трансильванских венгров), воодушевленное Бемом, поголовно взялось за оружие. Австрийцы были бессильны справиться с движением, угрожавшим лояльному немецкому и румынскому населению Трансильвании. Они обратились за помощью к генералу Лидерсу, занимавшему со своим V корпусом придунайские княжества. Русские войска были введены в княжества еще в 1831 году. Командовавший ими граф Киселев составил Органический статут, послуживший базой румынской государственности. Граф Киселев стал истинным благодетелем Валахии и Молдавии, и благодарную память о нем Румыния хранит и поныне.
Снесшись с Петербургом, Лидере двинул 20 января в Трансильванию отряды полковников Энгельгардта и Скарятина (всего 5 батальонов). Однако австрийцы не оказали им ни малейшей помощи - и через месяц, в последних числах февраля, наши отряды вынуждены были отступить обратно в Валахию, будучи атакованными у Германштадта во много раз превосходящими скопищами секлеров.
Главные силы, предназначенные для усмирения Венгрии - II, III и IV корпуса - 9 пехотных и 4 кавалерийские дивизии, всего 120000 сабель и штыков при 450 орудиях - под начальством фельдмаршала князя Варшавского сосредоточились в апреле месяце в южной части Царства Польского.
23 апреля была получена телеграфическая депеша от австрийского канцлера князя Шварценберга, просившего отправить как можно скорее (по варшавско-венской железной дороге) русский отряд хотя бы в 25 тысяч в Вену. Паскевич послал тогда австрийцам сводную дивизию генерала Панютина (11000 штыков с 48 орудиями), уже находившуюся в Кракове. Дивизия эта всю кампанию пробыла в составе австрийской армии - ее перевозка от Кракова до Вены явилась первым опытом перевозки русских войск по железной дороге.
План кампании состоял в движении главными силами из Польши, через Галицию и Карпаты, в Венгрию - на Будапешт. Русская армия выходила, таким образом, в тыл главным силам восставших мадьяр, действовавших против австрийцев в западной Венгрии (в венском направлении - у Рааба и Коморна). Одновременно с этим наступлением главных сил из Польши и Галиции генерал Лидерc с V корпусом (2,5 пехотных, 1 кавалерийская дивизии - 35000 человек, 80 орудий) должен был очистить Трансильванию от армии Бема, воспрепятствовав ее переброске в главном операционном направлении.
К моменту русской интервенции положение дел на театре войны представлялось следующим образом. В западной Венгрии - на Верхнем Дунае - 70-тысячная австрийская армия барона Гайнау была бессильна что-либо предпринять против главной венгерской армии (58000) энергичного и талантливого Гергея. В южной Венгрии - в Банате и Воеводине - 40000 бана Елачича (главным образом югославян) вели бои с 30-тысячной армией уже известного нам по Польской кампании Дембиньского. В Трансильвании Бем со своим ополчением (32000) являлся полным хозяином края - о каком-либо противодействии ему со стороны слабого австрийского корпуса графа Клам-Галасса (всего 12000) не могло быть и речи. Наконец, в северной Венгрии, в пределах Словакии и Карпатской Руси, находилось до 17000 повстанцев, в большинстве партизан, невысокой боеспособности, разбросанных на громадном фронте и, конечно, не бывших в состоянии воспротивиться продвижению русской армии, которое совершалось таким образом безо всякой помехи.
3 июня авангард - III корпус генерала Ридигера - перешел через перевал Дуклу, и 5-го числа главные силы спустились в венгерскую равнину. 11-го числа вся армия сосредоточилась у Эпериаша - в ней считалось 100000 бойцов, а 14000 барона Остен-Сакена были оставлены в Галиции (наш всегдашний обычай всюду ставить заслоны, вопреки Суворову, требовавшему снимать коммуникацию). 12 июня был занят Кошице - и в этот день в армии объявилась нежеланная спутница холера. За две с половиной недели (вторую половину июня) она вырвала из строя армии 14 500 человек - седьмую часть.
Паскевич предписал главным своим силам - II и III корпусам - идти на Будапешт, а IV корпусу генерала Чеодаева(левофланговый отряд) двинуться в долину Тиссы на Дебречин, где полагали главный очаг всей крамолы. 18 июня главные силы заняли Мишкольц; холера, а также обнаружившийся недостаток продовольствия в этой скудной местности побудили Паскевича остаться здесь до прибытия сильно запоздавших транспортов. Фельдмаршал решил выступить не иначе как с запасом провианта на 25 дней.
Тем временем IV корпус выполнил предписание, форсировав под огнем Тиссу у Токая 16 июня и заняв Дебречин. 27 июня главные силы - II и III корпуса тронулись от Мишкольца на Будапешт. В это же время главная венгерская армия, до тех пор действовавшая против австрийцев, двинулась от Коморна вниз по Дунаю - в пештском направлении. Гергей сознавал всю опасность выдвижения русских себе в тыл и спешил прикрыть столицу.
Узнав, об этом движении армии Гергея, Паскевич предписал IV корпусу идти от Дебречина к Мишкольцу - в арьергард и прикрытие главных сил с севера на случай, если Гергей, двинувшись в северном направлении, станет угрожать сообщениям армии. Русский главнокомандующий решил атаковать неприятеля своими главными силами, полагая, что австрийцы со своей стороны его преследуют. Расчет этот, логически правильный, на самом деле не оправдался - австрийская армия Гайнау не двинулась с места ни на шаг. Австрийцы поспешили все ведение войны взвалить на русских наемников, как про себя они называли своих столь бескорыстных спасителей. Традиции Дауна не были забыты.
Венгерская армия сосредоточилась у Вайцена в сильно холмистой и лесистой местности. Паскевич решил выманить ее на равнину и здесь разбить, пользуясь своим качественным и количественным превосходством. С этой целью в виде приманки он выдвинул отряд генерала Засса (12000), который 3 июля и атаковал венгерскую армию под Вайценом. Бой разыгрался вничью, но в конце концов русские вынуждены были отступить ввиду слишком большого неравенства сил. Наш урон при Вайцене составил 30 , 369 нижних чинов, у венгров примерно столько же. Упорство, с которым вел бой русский отряд, что в данном случае следует поставить в упрек Зассу, не понявшему своей задачи, сразу разъяснило обстановку талантливому Гергею. Он понял, что русская армия совсем близко и что ему угрожает генеральное сражение при самых невыгодных для него условиях (с юга отступление венграм отрезывалось Дунаем, через который от Коморна до самого Будапешта не было мостовых переправ; с востока и северо-востока грозили русские; на западе были австрийцы).
Венгерский полководец тут же привял смелое решение: немедля отойти в единственном еще свободном направлении - северном, быстрыми фланговыми маршами через Мишкольц на Токай выйти на Тиссу. Он предполагал там усилиться войсками Бема из Трансильвании, а затем соединиться в Банате с южной армией Дембинского и создать таким образом маневренную массу в 120000 человек, посредством которой можно было бы справиться с русским нашествием (силы Паскевича он считал всего в 60000). Венгерская армия таким образом устремлялась по 400-верстной дуге Вайцен - Мишкольц - Дебречин - Арад и обходила русскую армию кругом.
4 июля, пока Паскевич стоял у Вайцена, выясняя обстановку и теряя время, венгерская армия начала этот свой марш-маневр, и 5-го числа русская армия, подойдя к Вайцену для генерального сражения, противника уже не нашла. Узнав об этом маневре Гергея, Паскевич чрезвычайно встревожился за свои сообщения (силы венгров он, кроме того, очень переоценивал). Предписав IV корпусу ускорить свой марш от Дебречина на Мишкольц, фельдмаршал двинул свою армию параллельно венгерской с целью предупредить противника на Верхней Тиссе.
Геометрически русская армия находилась в лучшем положении, описывая дугу меньшего радиуса. Однако она была обременена громадным вагенбургом - обозами и госпиталями (необходимость возить запасы при войсках ввиду скудности местных средств; большое количество больных). Предупредить венгров нам не удалось, IV корпус не поспел к Мишкольцу - и Гергей, взяв 10 июля Мишкольц, вышел на Тиссу. У него было 27000 при 86 орудиях, у Паскевича - 85000 - тройное превосходство.
Паскевич решил тогда форсировать Тиссу главными своими силами (II и III корпуса) ниже - у Тисса-Фюреда - с тем, чтобы перехватить Гергею пути в Банат и Трансильванию, а IV корпусу приказал как можно дольше задерживать Гергея на правом берегу. 13 июля IV корпус вступил в бой с армией Гергея к северу от Токая. Генерал Чеодаев действовал вяло, введя в бой очень небольшое количество войск; обходные движения были предприняты совершенно недостаточными силами и успехом не увенчались. Зацепить армию Гергия здесь нам не удалось, и 17 июля вся она перешла на левый берег Тиссы. Гергей пошел на Дебречин, уничтожив за собой мост и затруднив этим преследование IV корпусу.
Тем временем авангард главных наших сил (князь Горчаков) совершил 14 июля трудную переправу у Тисса-Фюреда - и 15-го числа наши II и III корпуса перешли здесь на левый берег. Гергей не успел тогда еще переправиться, но Паскевич не имел никаких сведений о противнике (несмотря на наличие в армии четырех легких кавалерийских дивизий). Русская армия потеряла четыре дня. Лишь 19 июля Паскевич получил известие о движении Гергея в дебречинском направлении и решил еще раз попытаться пересечь ему путь.
21 июля при Дебречине произошел бой русской армии с боковым венгерским авангардом - корпусом Надь Шандора, потерпевшим полное поражение и избежавшим гибели благодаря плохому управлению боем Паскевича. Против 8000 венгров с 41 орудием Паскевич развернул 62000 и 298 орудий, зря утомив войска долгим походом (25 верст) к полю сражения в боевом порядке. Наш урон - 337 убитых и раненых, у венгров убыло до 4000. Наши трофеи - 1 знамя и 4 орудия.
Главные же силы Гергея ускользнули еще раз. Венгерский главнокомандующий быстрыми маршами направился в Банат, усилившись по дороге частью войск Бема из Трансильвании. Преследование неприятельской армии было возложено на энергичного генерала Ридигера (войска III корпуса и кавалерия). Гергей рассчитывал усилиться еще армией Дембинского. Однако Дембинский - удалой партизан, но бездарный военачальник - отступил эксцентрически, на север, вместо того, чтобы идти на соединение с главной армией.
На место Дембинского срочно вызвали из Трансильвании Бема, в южную Венгрию спешно стали стягивать ополчение. В последних числах июля Бему удалось собрать до 45000 у Темешвара, но здесь он был после непродолжительного боя разбит 28 июля войсками Гайнау и Панютина, и необученное его войско рассеялось. 28 июля и в последующие дни было обезоружено до 15000 инсургентов. Дивизия Панютина и до того считалась лучшей частью армии Гайнау, отличившись 29 июня при Коморне, где своим вмешательством изменила судьбу сражения. Все австрийские источники хвалят русские войска и (что весьма примечательно) высоко расценивают их тактическую подготовку. А тем временем бан Елачич заступил войскам Гергея путь на Темешвар.
Все эти обстоятельства - дебречинское поражение, отступление Дембинского, разгром Бема, выяснившееся огромное превосходство русских - подействовали разлагающим образом на дух войск главной армии Гергея. Они стали расходиться по домам. Гергей сознал, что все погибло, и решил сдаться на милость наиболее великодушных победителей, вернее единственных своих победителей - русских (к австрийцам венгры питали презрение, кроме того, они знали, что те на них посмотрят, как на изменников).
И 1 августа 1849 года при Вилагоше венгерская армия еще в количестве 31000 человек при 60 знаменах и штандартах и 144 орудиях во главе с Гергеем сдалась генералу Ридигеру.
Семиградье занимала армия генерала Бема - 32000 человек, главным образом ополчения секлеров, при 110 орудиях. Повстанцы были хозяевами всей страны, за исключением крепости Карлсбург, защищавшейся слабым австрийским гарнизоном. Немногочисленный австрийский корпус графа Галаса вынужден был отступить за линию границы в Западную Валахию.
Для истребления армии Бема и усмирения Трансильвании командир нашего V корпуса генерал Лидере имел около 35000 сабель и штыков. Силы эти составляли две отдельные группы, отстоявшие одна от другой свыше чем на 300 верст. Северная группа генерала Гротенгельма - 10 500 строевых, 24 орудия (части 10-й и 13-й пехотных дивизий) - сосредоточилась в Буковине у Дорна-Ватры и должна была двигаться в общем направлении с северо-востока на юго-запад. Южная группа самого Лидерса - 25000 человек, 56 орудий (части 14-й и 15-й пехотных дивизий) - сосредоточилась в Валахии у Предяла и должна была нанести удар с фронта в направлении с юга на север, форсировав главный хребет Трансильванских Карпат. Подчиненный генералу Лидерсу корпус Клам-Галаса (к июню - около 10000 бойцов) составлял в Западной Валахии крайний левый фланг нашего расположения. Войдя в Трансильванию, обе русские группы - отряды Гротенгельма и Лидерса - должны были пойти друг другу навстречу и соединиться, действуя по обстоятельствам.
6 июня войска генерала Лидерса сосредоточились на границе Трансильвании у Предяла. Главный удар решено было направить через Темешское ущелье на Кронштадт. Большинство городов Трансильвании имеет три названия: немецкое, венгерское и румынское. Так, Кронштадт - Брассо, Брашов, Германштадт - Надь Себен, Сибиу, Клаузенбург - Колошвар, Клуж, Гроссвардейн - Надь Варад, Оредеа Маре и так далее. Мы придерживаемся немецкой номенклатуры, как наиболее известной. 7 июня Лидере лично повел свой отряд на Предял, сбил венгерский авангард, 8-го с боем форсировал Темешское ущелье и овладел Кронштадтом. Чрезвычайно сильная венгерская позиция была взята двойным охватом. Венгров перебито 400 человек, захвачено 150 пленных (в том числе начальник венгерского отряда Киш), 1 знамя и 5 орудий. Наш урон 1 генерал, 10 , 115 нижних чинов. Отряд полковника Энгельгардта, двинувшись Терценским ущельем, вышел вперед главными силами, служа им как бы авангардом.
Отброшенные по всему фронту неприятельские войска - корпуса Галь Шандора и Георги - сосредоточились у Кедзы Вашаргели и Чик Середы. Бем с главными силами находился в буковинском направлении против Гротенгельма. Генерал Лидере решил передать управление занятыми областями и охрану тыла и этапов австрийцам, а русские войска, как более высококачественные, сохранить для активных операций. Но для этого надо было еще открыть австрийцам дорогу в Трансильванию - корпус Клам-Галаса не был в состоянии форсировать Краснобашенного ущелья, запирающего доступ из Валахии к Германштадту.
Выяснив обстановку и дав отдохнуть войскам. Лидере двинулся на Чик Середу и 23 июня разбил здесь Галь Шандора и Георги. Авангард его 1 июля занял Фогараш. В этих делах взято до 800 пленных и 4 орудия. Наш урон незначителен. Разделавшись с неприятельскими войсками. Лидере двинулся 6 июля на Германштадт, перешел 7-го через Верхнюю Ольту и отрезал от Германштадта отряд се клеров, занимавший Краснобашенный перевал (отряду этому пришлось сдаться туркам в Западной Валахии). 9 июля русские взяли Германштадт, приобретя широкий плацдарм (Кронштадт - Германштадт) для дальнейших операций и сообщения со своей базой в Валахии.
Тем временем отряд Гротенгельма медленно двинулся 7 июня от Дорна Ватры. 15-го числа он был атакован Бемом (до 7000 человек) у Русе-Борго, но отразил нападение. Гротенгельм не преследовал. 19 июня Бем придвинулся к русской позиции, но не рискнул ее атаковать. 27-го числа Гротенгельм скрытно снялся с позиции, чтобы атаковать противника, но Бем не дал застать себя врасплох, ловко уклонился от боя и, не надеясь на свои силы, отступил. 4 июля Гротенгельм разбил венгерский заслон Дамаскина, 5-го перешел Быстрицу и 11-го занял Сас Реген. Несмотря на все успехи, оба русских отряда - Лидерса и Гротенгельма - не имели сведений друг о друге.
Энергичный Бем сосредоточил тем временем к 7 июля до 12000 бойцов и 50 орудий у Чик Середы. Оставив заслоны против русских отрядов (наступавшего на Германштадт Лидерса и шедшего на Сас Реген Гротенгельма), он выслал корпус Галь Шандора на австрийцев, а сам с 4000 секлеров устремился между Гротенгельмом и Лидерсом на Ойтузский перевал в Молдавию с тем, чтобы поднять страну в тылу русских. Ойтузское направление прикрывал всего один батальон Литовского пехотного полка, оказавший (у Хиржи) геройское сопротивление, но не бывший в силах остановить неприятеля. Однако расчеты Бема не оправдались молдаване и не подумали восставать, и венгерский вождь, разочаровавшись, уже 15 июля возвратился в Трансильванию, где обстановка тем временем не замедлила для него сложиться угрожающе.
Заняв Германштадт, Лидерc привел в порядок войска и дал им отдохнуть. Он хотел было идти на деблокаду Карлсбурга, но сведения из восточной Трансильвании (о набеге Бема на Молдавию) заставили его выступить 14 июля на Сегешвар, куда его отряд (7000 бойцов и 32 орудия) прибыл 17-го числа. В Германштадте был оставлен генерал Гасфорд с отрядом в 4000 человек при 12 орудиях. Узнав об уходе Лидерса с большей частью войск, венгры (корпус Штейна - 3500 человек) пытались было овладеть Германштадтом, но 20 июля были разбиты Гасфордом при Кельнеке. Наш урон при Кельнеке всего 64 человека. Венгров убыло 1200 (треть их отряда), главным образом пленными. Нами взято 2 знамени и 2 орудия.
19 июля Бем с отрядом в 8000 атаковал генерала Лидерса при Сегешваре, но потерпел полное поражение. Под Сегешваром наш урон составил: 1 генерал, 7 , 250 нижних чинов. У венгров перебито 1200, взято в плен 500 с 8 орудиями. Однако Бем не пал духом. Бросив разбитые под Сегешваром войска, Бем ускакал в Марош Вашаргели, где имел еще 8000 при 17 орудиях, и ринулся с ними на Германштадт, чтобы разбить Гасфорда.
После сегешварской победы Лидере двинулся на Ма-рош Вашаргели и 22-го наладил, наконец, связь с Гротенгельмом. На следующий день, 23-го он узнал о движении Бема на Германштадт, угрожавшем гибелью слабому отряду Гасфорда. Благодаря нечеловеческому усилию славного своего отряда, прошедшего форсированным маршем 24 июля в палящий зной 85 верст, Лидерсу удалось предупредить Бема и выручить Гасфорда. 25 июля в бою под Германштадтом венгерская армия была разбита. У Гасфорда было 4000 человек при 12 орудиях, стесненных обозами всего V корпуса. Гасфорд держался весь день, прикрывая отход этих обозов и потеряв 14 и 337 нижних чинов. 25 июля утром подошел Лидере (прошедший в 3 дня 150 верст по горным тропам), и венграм пришлось принять бой на той же невыгодной позиции, откуда они накануне оттеснили Гасфорда. Нами взято 14 орудий и более 1000 пленных. Преследуя, Лидере нанес поражение последнему еще не расстроенному венгерскому отряду корпуса Штейна 30 июля при Мюленбахе. При Мюленбахе у Лидеров было 10000 с 46 орудиями, у Штейна - 8000. Бой был кратковременным, венгерский корпус сразу опрокинут. Венгров перебито свыше 500, 1772 взято в плен с 13 орудиями. Наши потери: всего 5 нижних чинов убито, 5 и 29 нижних чинов ранено. 3 августа отряд генерала Гротенгельма занял Клаузенбург.
Трансильванская венгерская армия Бема перестала существовать, ее остатки в количестве 7000 человек при 74 орудиях сдались 6 августа - через пять дней по капитуляции главной армии Гергея при Вилагоше.
13 августа положил оружие последний венгерский отряд в Трансильвании. Лидере отвел свои войска в Германштадт, а затем вывел их назад в Валахию, оставив в усмиренном крае 15-ю пехотную дивизию.
В Венгерском походе приняло участие до 170000 русских войск. Кровавые потери немногим превысили 3000 человек (708 убитых, 2447 раненых), зато заболеваемость составила как раз половину всей армии (заболело 85 387, из них умерло - главным образом холерой - 10 885). Потери от болезней превысили боевые в 28 раз. Материальные расходы составили 47 500000 рублей, принесенных в жертву (с 12000 русских жизней) бескорыстной метафизике Священного союза.
Кампания длилась всего два месяца. Июнь - медленное, прерываемое всякого рода препятствиями (холера, недостаток продовольствия) движение армии Паскевича от Карпат к Будапешту - с северо-востока на юго-запад. Июль - погоня за армией Гергея, движение левым плечом вперед (по часовой стрелке) вокруг Восточной Венгрии. Трансильванский поход, ведшийся как бы на обособленном театре войны, представляет самостоятельный блестящий эпизод этой кампании.
Венгры - храбрые солдаты. Со всем этим их ополчения 1848-1849 годов типичные импровизированные войска - нам не приходится считать противником вполне равноценным. Таковым они могли быть разве для растерявшихся австрийцев либо для импровизированных же войск Елачича.
Занимая центральное положение относительно своих многочисленных противников, армия Гергея могла бы применить маневр по внутренним операционным линиям. Этому препятствовало, однако, как отсутствие связи между северным и южным театрами военных действий (на Дунае переправ, как мы знаем, не было), так и неспособность главного руководителя восстания Кошута, все время ссорившегося с Гергеем. Кадры высшего командования венгерской армии носили тот же импровизационный характер, что и войска. Видные места занимали бывшие генералы польской службы, вожди восстания 1831 года. Инсургенты сделали ценное приобретение в лице Бема, но прогадали на Дембиньском.
Гергей, как полководец, оказался вполне на высоте своей трагической задачи. Его фланговый марш от Вайцена на Мишкольц - Токай - Дебречин блестящий выход из критического положения (по идее своего рода стратегический Цорндорф) следует считать образцовым как по замыслу, так и по выполнению. Бем уступает ему в стратегическом отношении (разбросал свои силы отдельными отрядами по Трансильвании), но зато в совершенстве владеет своей оператикой, являя нам пример энергичного, никогда не падающего духом вождя. В его лице доблестный Лидере встретил достойного противника.
В этот поход князь Варшавский дал одни лишь отрицательные образцы полководчества. Находясь во главе стотысячной армии, он не сумел разбить втрое слабейшего противника. У него нет глазомера - он вдвое переоценивает силы неприятеля; его решения, к тому же излишне робкие, всегда запаздывают. Против него 30000, он считает их в 60000, а действует так, как будто против него 200000. Весь поход Паскевич командовал армией, как ротой. Один лишь пример дебречинского боя, когда он подводил свою армию к полю сражения (против слабого неприятельского отряда) на протяжении целых 25 верст в развернутом боевом порядке, дает красноречивую оценку его полководчеству.
Огромное большинство частных начальников, воспитанных в обезличивавшей школе Паскевича, проявили нераспорядительность и мешкотность.
За всю кампанию главной русской армией не было дано ни одного генерального сражения. Два сколько-нибудь крупных дела - Вайцен и Дебречин.
Под Вайценом Засс преждевременно раскрыл намерение главного командования, благодаря чему венгерской армии удалось избежать гибельного для нее генерального сражения. Вообще же посылка отряда Засса явилась ошибкой, аналогичной той, что будет сделана пять лет спустя, когда двинут на Балаклаву отряд Липранди и укажут союзникам их слабое место. Разрозненное, путаное ведение боя под Дебречином возвещало Инкерман и Черную (кавалерийская дивизия, потерявшаяся в кукурузе, может даже служить прообразом блуждавших в гаоляне орловских рысаков).
Обращает на себя внимание неиспользование конницы. Князь Варшавский имеет при себе 120 эскадронов и сотен, а его армия продвигается все время ощупью, совершенно не осведомленная о противнике, не зная, что творится в одном-двух переходах. Лидере в Трансильвании применяет свою конницу гораздо удачнее, как на разведке, так и в бою. Под Германштадтом все дело решила блестящая атака одесских улан, под Мюленбахом - наскок донцов Суворовского полка.
В эту войну, как уже в Польскую, выявились недочеты нашей военной системы, сошедшей со времен Императора Павла со своего исторического национального пути. И с каждой последующей войной - в Крыму, на Балканах, в Маньчжурии недостатки эти станут сказываться все более катастрофическим образом…
С момента вмешательства России борьба венгров за независимость была делом конченым. Этим объясняется ненависть венгров к России, ненависть, искусно поддерживавшаяся все время австрийским правительством и давшая такие бурные всходы шестьдесят пять лет спустя. Вот чем объясняется бешеный порыв мадьярских полков под Красником и Томашовом в августовские дни 1914 года! Внуки мстили за дедов - мстили под знаменами тех Габсбургов, на которых как раз восставали эти деды… Мудрой политикой можно действительно добиться всего!
Император Николай Павлович успел еще при жизни испытать то, что у нас наивно стали называть австрийской неблагодарностью. Неблагодарность эта отравила последние дни Государя, но имела то положительное значение, что исцелила нашу политику от тлетворного влияния Священного союза. Впрочем, вполне избавиться от донкихотства - применения обывательской морали к государственной жизни - нашей политике так никогда и не удалось…
За этот поход пожалованы следующие награды:
28-му пехотному Полоцкому полку - серебряные трубы;
32-му пехотному Кременчугскому полку - поход за отличие;
35-му пехотному Брянскому полку - серебряные трубы;
36-му пехотному Орловскому полку - серебряные трубы (уже имел за 1812 г.);
39-му пехотному Томскому и 40-му пехотному Колыванскому полкам георгиевское знамя за усмирение Трансильвании;
56-му пехотному Житомирскому полку - георгиевские трубы;
58-му пехотному Прагскому полку - георгиевское знамя за Темеш (уже имел за Андию в 1845 г.);
59-му пехотному Люблинскому полку - поход за отличие;
60-му пехотному Замосцкому полку - георгиевское знамя за Трансильванию (уже имел за Андию в 1845 г.);
13-му стрелковому (тогда 4-му стрелковому батальону) - серебряные трубы за усмирение Трансильвании;
5-му уланскому Литовскому полку - серебряные трубы;
6-му уланскому Волынскому полку - серебряные трубы (уже имел за 1812 г.); 10-му уланскому Одесскому полку - георгиевский штандарт за усмирение Трансильвании;
3-му гусарскому Елисаветградскому полку - георгиевские трубы (уже имел за 1812 г.);
1-му казачьему Донскому полку - георгиевское знамя за усмирение Трансильвании;
Кубанскому дивизиону - георгиевское знамя за Дебречин;
2-й артиллерийской бригаде - серебряные трубы;
5-й артиллерийской бригаде - серебряные трубы;
7-й артиллерийской бригаде - серебряные трубы;
9-й артиллерийской бригаде - серебряные трубы (имела уже за 1828-1829 гг.);
14-й артиллерийской бригаде - георгиевские трубы за усмирение Трансильвании;
4-й конной батарее - серебряные трубы;
9-й конной батарее - серебряные трубы;
16-й конной батарее - георгиевские трубы;
19-й конной батарее - серебряные трубы (уже имела за 1828-1829 гг.);
6-й казачьей Донской батарее - серебряные трубы;
10-й казачьей Донской батарее - серебряные трубы;
4-му саперному батальону - георгиевское знамя за переправу через Тиссу.
13:01 — REGNUM
Россия была далеко не первой и не единственной страной, которая вмешивалась в европейские революции, исходя из собственных интересов. Это делала Англия в Испании и Португалии, Франция в Папской области и Австрия в Ломбардии. Но почему-то именно подавление венгерской революции, постепенно превратившейся не только войну революции с императором, но и в конфликт венгров с невенграми на территориях, которые венгры считали своими, стало поводом для того, чтобы Россия получила странное прозвище «европейского жандарма».
Поход был тщательно подготовлен и проходил в благоприятной внешнеполитической обстановке. Единственная страна, которая могла реально повлиять на ситуацию — Англия — не возражала против русского похода. 23 апреля (15 мая) 1849 г. Ф.И. Бруннов докладывал о разговоре с Веллингтоном, в котором фельдмаршал сказал: «Настало время для Австрии покончить с Венгрией. Если у нее нет для этого средств, то она должна просить их у императора. Но эти средства должны быть достаточно велики. Было ошибкой, большой ошибкой, просить 4.000 человек, когда требовалось 40.000 человек». Австрийские военные власти в Галиции еще в декабре 1848 г. обратились к русскому командованию с запросом о возможной поддержке в случае вторжения войск Бема и волнений среди поляков. Первоначально было принято решение, позволявшее русским войскам в таком случае переходить границу и углубляться на австрийскую территорию на 2−3 перехода для поиска и уничтожения врага, после чего возвращаться назад. В Галиции такого рода помощь не понадобилась. Поляки помнили 1846 год и не хотели рисковать его повторением, особенно на фоне начавшегося вновь русинского крестьянского движения, а Бем не горел желанием рисковать, переходя через Карпаты, за которыми его могли встретить русские войска.
Русины Закарпатья и перед революцией не вызывали теплых чувств у Вены. М.Н. Муравьев после поездки в Австрию записал: «Особливо заметна боязнь правительства в отношении славянско-русских племен, т. е. так называемых русинов, живущих в Венгрии вдоль границы Галиции, говорящих языком русских, смешанного наречия белорусского и малороссийского, и исповедующих греко-российскую веру…» Таковых насчитывалось до 4 млн. Теперь они активно сопротивлялись мадьяризации и в октябре 1849 г. даже отправили делегацию в Вену с просьбой об изъятии их земель из короны Св. Стефана и введении у них самоуправления.
Таким образом, принципиальных возражений против разовых и ограниченных в пространстве и времени действий не было. В марте 1849 г. Франц-Иосиф просил Николая I приблизить несколько корпусов к русско-австрийской границе, чтобы их можно было быстро ввести в Галицию и Буковину. Вскоре последовала и другая просьба — отправить в Трансильванию 30-тысячный русский корпус. Весной 1849 г. австрийский Двор по-прежнему хотел получить помощь, но исключительно на собственных условиях, подчинив русские войска австрийскому командованию. Николай I отказался отправлять армию в Трансильванию. Он не хотел делать этого без предварительного занятия Галиции. Кроме того, помня о том, что случилось с русским отрядом в Трансильвании в феврале-марте 1849 г., он считал необходимым сохранить самостоятельное командование. Император считал, что частичные меры не приведут к результатам, и поэтому необходимо массовое использование войск, например, в Галиции, с тем, чтобы стоявшие там австрийские войска могли быть задействованы против революционеров, при обязательном сохранении отдельного австрийского и русского командования. Подчинение русских австрийцам исключалось.
9(21) апреля 1849 г. австрийское правительство в очередной раз обратилось к России с просьбой об оказании военной помощи. Николай I не был еще готов помогать Вене путем непосредственного вмешательства в решение внутренних проблем Австрии. Еще 1(13) апреля он писал Паскевичу из Москвы: «Австрийцы, не сладив сами, хотят теперь чужими руками жар загребать; оно легко и приятно, но я того не хочу. Занять Галицию согласен (сделать это в случае ухудшения ситуации предлагал Паскевич — А.О. ). Ежели мятежники ворвутся туда, их уничтожить там или в Буковине, будет наше дело, как и наше дело совместно с турками защищать княжества». Между тем на стыке границ Молдавии и Валахии отношения между оккупационными армиями были далеки от добрососедских. Для того, чтобы избежать конфликта, 19 апреля (1 мая) 1849 г. на даче великого визиря в Балте-Лимане между Россией и Турцией была подписана конвенция, которая урегулировала вопрос о будущем Дунайских княжеств. На 7 лет они занимались русскими и турецкими армиями (на самом деле они были выведены в начале 1851 г.). По условиям Балто-Лиманской конвенции право выбора господарей местными диванами отменялось, их деятельность приостанавливалась. Вводился новый принцип — господарей теперь назначал султан с согласия России на 7 лет, а в оккупированных княжествах постоянно находились «чрезвычайные комиссары», наблюдавшие за управлением означенными территориями.
Тем временем обстановка в Венгрии и вокруг нее постоянно усложнялась. При революционных войсках начали формироваться польские легионы. Их численность достигла около 20 тыс. чел. Польская партия все свои надежды теперь связывала с венгерским движением. Несколько раз в своих публичных заявлениях Кошут высказал свои «наилучшие намерения относительно дел польских». 18(30) апреля Николай I приказал Паскевичу начать подготовку к походу в Венгрию через Галицию и Карпаты. К выступлению в поход еще с середины апреля готовилась гвардия. В конце мая она двинулась к западным границам Империи. 26 апреля (8 мая) 1849 г. Петербург официально признал Французскую республику. В тот же день был обнародован Манифест «О движении армий Наших для содействия Императору Австрийскому на потушение мятежа в Венгрии и Трансильвании», заканчивавшийся словами: «Мы повелели разным армиям Нашим двинуться на потушение мятежа и уничтожение дерзких злоумышленников, покушающихся потрясти спокойствие и Наших областей. Да будет с Нами Бог, и кто же на ны? Так — Мы в том уверены — чувствует, так уповает, так отзовется, в Богом хранимой Державе Нашей, каждый Русский, каждый Нам верноподданный, и Россия исполнит святое свое призвание». Первые русские колонны к этому времени уже начали входить в Галицию и Буковину. 23 апреля (5 мая) они начали переходить границу в районе Кракова. Петербург, после долгих колебаний, решил вмешаться в австрийские дела.
В апреле венгерская армия находилась в 270 км от Вены, которую еще недостаточно уверенно контролировало правительство Шварценберга. Укрепить свои силы за счет новых рекрутских наборов оно просто не могло. В случае наступления венгров возможно было падение столицы Габсбургов. Посланник Шварценберга встал перед Паскевичем на колени, умоляя его «спасти Австрию». Не дожидаясь ответа на просьбу о немедленной помощи из Петербурга, генерал-фельдмаршал самостоятельно принял решение о ее оказании. Император был в Москве и связь с ним могла затянуть решение вопроса на 12 дней — обстановка не допускала такого промедления. Положение австрийцев действительно было тяжелым — они могли прикрыть свою столицу не более чем 35 тысячами человек, кавалерийские и артиллерийские лошади были измучены, на быстрый подход рекрутов надеяться не приходилось, а падение Вены, пусть и временное, могло вызвать труднопредсказуемые последствия.
27 апреля (9 мая) в Вену по железной дороге была отправлена усиленная дивизия (4 полка и артиллерийская бригада) под командованием генерала Ф.С. Панютина — 10.659 человек при 48 орудиях. Приход русских войск сразу поднял настроение австрийских войск, а их первые успехи повлияли и на мораль венгров. «Ошибки временного правительства, — отмечал позже Паскевич, — требовавшего, чтобы Георги (т.е. Гергей — А.О. ) прежде взял Буду, а потом пошел на Вену, и появление русских войск спасло и столицу, и монархию». После снятия угрозы центру империи Габсбургов дивизия Панютина действовала в составе войск фельдмаршала-лейтенанта барона Юлиуса Якоба Гайнау.
4(16) мая 1849 г. в Варшаву приехал Николай I, пять дней спустя туда же прибыл и Франц-Иосиф. Во время встречи императоров были обсуждены все главные планы будущей кампании. Последним, но категорическим условием Николая I было очищение австрийскими властями Галиции от польских эмигрантов и мятежников, что и было исполнено в течение нескольких дней. 29 мая (10 июня) 1849 г. в Варшаве была подписана конвенция, регулировавшая содержание русских войск в походе, его взяла на себя Австрия. Русская дипломатия, идя навстречу просьбам Вены, достигла улучшения отношений и с Парижем, и с Константинополем. Берлин не испытывал особых симпатий к венгерским революционерам, а изолированный Лондон даже в случае желания не смог бы повлиять на развитие ситуации. Впрочем, особого желания помогать революции там никто не испытывал. На известие о начале похода в Венгрию, полученное от русского посланника, лорд Пальмерстон отреагировал кратко и просто: «Кончайте побыстрее». В этом не было ничего странного — английский премьер считал необходимым сохранение Австрии, а в Лондоне давно уже ждали выступления русских войск на стороне Вены.
Гораздо более откровенным британский министр был в частной переписке: «Австрия держится в настоящем за Россию как плохой пловец за хорошего. Ей предстоит тяжелое и трудное дело в Венгрии, в Трансильвании и других областях, и русские армии готовы помочь ей в случае надобности. Мы не можем помешать России в этом деле, и никакие красноречивые слова наши не пересилят превосходных войск самодержца. Большое несчастье для Австрии и Европы, что австрийское правительство вынуждено стать в такое положение зависимости от России, ибо это лишает Австрию возможности сделаться впоследствии преградой русскому честолюбию и захватам. Молчите, скажут ей русские, и не забывайте, что мы спасли вас от распадения и погибели. Быть может, австрийцы, восстановив свои силы, и не обратят внимания на эти упреки; но все же эта военная помощь должна быть оплачена тем или иным способом». Герцог Веллингтон был гораздо менее многословен, но явно более искренен: «Постарайтесь действовать массами — силами достаточными для сокрушения смуты одним ударом. Ведите большую войну, большими средствами. Вы их имеете».
Австрийская армия под командованием Гайнау насчитывала в строю около 55 тыс. чел. при 280 орудиях. В Хорватии продолжал действовать Елачич — 30 тыс. чел. при 137 орудиях. Его численность, правда, быстро сокращалась — тиф и необходимость защищать свои дома от карателей делали свое дело. На русско-австрийской границе находились четыре русских корпуса численностью в 145 тыс. чел., составившие основу армии генерал-фельдмаршала И.Ф. Паскевича, на границе Трансильвании — корпус Лидерса в составе 40 тыс. чел., который должен был действовать вместе с австрийцами. Армия Венгрии имела по спискам около 200 тыс. чел. при 1800 орудиях. Это были храбрые, но плохо обученные войска, которым не хватало опытных офицеров. Исключение составляла артиллерия. Всего в поход против революционного венгерского правительства было отправлено 162 тыс. русских солдат и офицеров при 528 орудиях. 4(16) мая в районе Карпат произошло первое столкновение казачьих разъездов с передовыми отрядами венгров. 7(19) июня основные силы Паскевича перешли через Карпаты. Николай I лично прибыл к штабу фельдмаршала, чтобы присутствовать при вступлении на территорию Венгерского королевства, после чего император вернулся в Варшаву.
Поражение венгерской национальной революции стало делом времени. Приход русской армии создал 250 тыс. русско-австрийскую группировку при 1200 орудиях. Попытки правительства Кошута придать войне с Россией характер религиозного противостояния католицизма с православием не увенчались успехом. Русины и словаки встречали русских весьма дружелюбно, венгерское крестьянство и жители городов также отнюдь не проявляли массового недоброжелательства. Странно, но поначалу войска сторонились русинов — многие офицеры и тем более солдаты имели очень смутное представление об их существовании. По свидетельству генерал-адъютанта Ф.Ф. фон Берга, при прохождении русских войск через Преслав число враждебно настроенных людей было таким же, как и число лояльных правительству. Русские войска сумели быстро установить доверие к себе. Решить последнюю задачу было тем более важно, потому что австрийские власти не смогли выполнить условия русско-австрийской конвенции и обеспечить снабжение русских войск транспортом, хлебом и фуражом.
Армия перешла Карпаты с 20-дневным запасом хлеба, лошадей пришлось перевести на подножный корм. Все необходимое покупалось у местных крестьян. Ассигнации революционного правительства, так называемые «кошутовки», уничтожались, а австрийские бумажные деньги не пользовались доверием населения. По приказу Паскевича армия платила за потребляемые продукты звонкой монетой, которую, разумеется, принимали с охотой. По Венгрии спокойно передвигались русские транспорты и посыльные, не было ни одного случая нападения на них. Основным препятствием стала природа. Проливные дожди в течение нескольких дней превратили дороги в месиво из известняковой грязи и глины, качество воды в колодцах и реках резко ухудшилось, что не замедлило сказаться на санитарном состоянии войск. Самой серьезной угрозой армии стала появившаяся в ее рядах 12(24) мая холера. Болезнь быстро распространялась и пиком эпидемии стал промежуток между 17(29) июня и 23 июня (5 июля) 1849 г., когда заболело 14.472, и умерло 2.102 чел. Тем не менее Паскевич энергично продолжал движение. Весьма удачно действовал и Лидерс. Его противник — Бем не ожидал вторжения со стороны Дунайских княжеств, очевидно, считая Карпаты в этом районе непроходимыми для значительных масс пехоты и артиллерии.
Попытки австрийского командования подчинить себе Паскевича и нацелить действия его армии на блокаду крепостей встретили у фельдмаршала резкий отпор. «Не для того я прислан государем императором со 150 т. армией, — писал он 7(19) июля Бергу, — чтобы держать в блокаде крепости и испытывать потери от гибельного климата на берегах Тейсы и посреди болот, образуемых Дунаем. Г. Гайнау не просит даже моего совета: он говорит — я снял блокаду Коморна, а вы — его блокируйте. Я иду на юг помочь Елачичу, — а вы занимайте Тейсу. Нигде не видно желания знать мое намерение; нигде не сказано — вот мой план, сообщите мне о вашем. Пора бы понять и почувствовать, что у нас 150 т. Войска, а у них только 60 т.». Паскевич был нацелен на маневр и быстрое достижение результатов. Венгерская армия терпела одну неудачу за другой. Она все меньше могла оказывать сопротивление, и ее командующий понимал это. «Честь принятия оружия из рук наших, — вспоминал Гергей, — после вмешательства России, я не мог предоставить австрийцам». Причина была проста: «Я выбрал Россию потому, что не Россия, а Австрия уничтожила права, дарованные Венгрии королем Фердинандом V».
Уже 11 августа он обратился с письмом к командовавшему русским III корпусом ген. графу Ф.В. фон Ридигеру: «Если Вы желаете остановить дальнейшее бесполезное кровопролитие, то поспешите, как можно скорее, сделать возможным осуществление печального акта сдачи оружия — но только так, чтобы оно свершилось перед войсками Его Величества Русского Императора; ибо я торжественно заявляю, что лучше допущу уничтожение всего моего корпуса в отчаянной битве с какими бы то ни было превосходными силами, нежели безусловное сложение оружия перед австрийскими войсками. Завтра, 12-го августа, я иду на Виллагош; послезавтра, 13-го — в Борош-Йено; а 14-го — в Беэль — о чем сообщаю Вам для того, чтобы Вы, с вверенными Вам силами, заняли место между австрийскими и моими войсками, дабы окружить меня и отделить от них. Если бы этот маневр не удался и австрийцы пошли по пятам моим, то я, решительно отражая их атаки, буду отходить на Гросс-Вардейн, чтобы на этой дороге встретить императорско-русскую армию, перед которой, одной, войска мои заявили готовность добровольно сложить оружие. Ожидаю, в наикратчайшем времени, Вашего ответа и заключаю уверением в моем безграничном уважении.»
1(13) августа 1849 г. под Виллагошем (совр. Румыния) лучшие силы венгерской армии — 30 тыс. чел. при 144 орудиях — под командованием Гергея сдались Ридигеру. Он объезжал ряды сдававшихся — кавалерия была спешенной, с саблями на луках седел, оружие пехотинцев было уложено в пирамиды, пушки стояли без прислуги. Перед рядами стоявших были положены штандарты и знамена. Русский генерал сделал все возможное, чтобы облегчить участь потерпевших поражение, демонстрируя свое уважение к сдававшейся армии и ее руководителю. Несколько дней венгерские отряды прибывали на место капитуляции, где их разоружали. Когда выяснилось, что штаб сдавшейся армии оказался без средств (у них были лишь уже ничего не стоившие бумажные «кошутовки», которые изымались для передачи австрийскому комиссару), Паскевич передал Гергею 300, а затем еще 500 полуимпериалов, офицерам его штаба было роздано 300 полуимпериалов. Учитывая сложность положения, деньги предлагались в долг без ограничения срока возвращения. Николай I был доволен — 4(16) августа на имя Паскевича был дан Высочайший рескрипт, по которому фельдмаршалу полагались приветствия, которые ранее отдавались только императору. Документ был подписан «друг ваш Николай».
Русская победа вызвала столь сильную зависть австрийцев, что она стала очевидной. Успехи России вызывали недоумение не только у союзников. Отношение русских к пленным поразило Гергея, который 2(14) августа в письме к коменданту крепости Арад признался, что «если бы мы были в положении победителей, я, кажется, не смог бы гарантировать такого доброго и великодушного поведения со стороны наших офицеров по отношению к пленному противнику». Крепость, гарнизон которой состоял из 2.768 чел., имевшая 143 орудия и значительные запасы продовольствия и боеприпасов, 5(17) августа сдалась русскому отряду силою в 2 эскадрона, командир которого согласился защищать жизнь пленных от австрийцев. Когда Гайнау приказал своим подчиненным не останавливаться перед употреблением силы для того, чтобы получить пленных, Ридигер ответил, что подобная попытка приведет к войне между Россией и Австрией. Австрийцы не решились зайти столь далеко.
В Трансильванию был направлен офицер с копией письма Гергея, отправленного русскому командующему перед капитуляцией. Все понимали — сопротивление стало бессмысленным. 6(18) августа остатки венгерской армии в Трансильвании сдались Лидерсу. Венгры охотно сдавались русским и демонстрировали отсутствие вражды к своим победителям. 9(21) августа под Арад прибыла дивизия Панютина, покинувшая за несколько дней до этого войска Гайнау. Война была закончена.
Венгерская революция 1848 года представляла собой локальную версию общеевропейской революции , осложненной острым кризисом Австрийской империи и ростом национального самосознания венгров . Главными лозунгами венгерской революции были децентрализация Австрийской империи, демократизация и мадьяризация . Движущей силой революции явилось либеральное среднее дворянство и городская интеллигенция. Однако политика мадьяризации натолкнулась на сопротивление славянских народов, привела к росту межнациональной напряженности и широкомасштабной войне , в которую оказалась вовлечена Россия (экспедиционный корпус Паскевича). В результате революцию ждало поражение. Независимость Венгрии была отложена на 70 лет, а венгры лишились своих позиций в Трансильвании, Словакии и Воеводине.
| Революции 1848-1849 годов |
|---|
| Франция |
| Австрийская империя : |
| Австрия |
| Венгрия |
| Чехия |
| Хорватия |
| Воеводина |
| Трансильвания |
| Словакия |
| Галиция |
| Словения |
| Далмация и Истрия |
| Ломбардия и Венеция |
| Германия |
| Южная Пруссия (Великопольша) |
| Итальянские государства: |
| Сицилия |
| Неаполитанское королевство |
| Папская область |
| Тоскана |
| Пьемонт и герцогства |
| Польша |
| Валахия и Молдавия |
| Бразилия |
Лайош Кошут
Шандор Петёфи
Листовка с изложением «12 пунктов» Венгерской революции
В то же время в 1830-х гг. начался бурный подъём национального движения. Иштван Сеченьи выступил с идеей широкого обновления страны, прежде всего в сфере экономики, и демонтажа феодальной системы. Выступления Сеченьи получили большой общественный резонанс и побудили многих венгерских дворян заняться политической деятельностью. Миклош Вешшеленьи пошёл ещё дальше и выдвинул идею ликвидации абсолютизма и создания в Венгрии конституционной монархии. Либеральные идеи быстро распространялись среди дворянства, особенно среднего, и интеллигенции. К концу 1830-х гг. сложилось несколько течений национального движения: «новые консерваторы» (Аурел Дежёвфи , Дьёрдь Аппоньи , Шама Йошик и Иштван Сеченьи) выступали за определённые демократические реформы при усилении централизации и сохранении господства аристократии; либералы (Лайош Баттяни , Ференц Деак , Лайош Кошут и, отчасти, Йозеф Этвёш) требовали полной ликвидации феодальных пережитков, введения демократических свобод, расширения автономии Венгрии и превращения страны в парламентскую монархию. Позднее возникло более радикальное движение студенчества и части интеллигенции, концентрирующееся вокруг группы «Молодая Венгрия » (Шандор Петёфи , Пал Вашвари и Михай Танчич) и выступающее с позиций республиканизма и необходимости вооружённого восстания.
Особенностью венгерского либерального движения стал тот факт, что носителем идей демократических преобразований и движущей силой революции являлось дворянство. Это объяснялось неразвитостью городов в Венгрии, слабостью буржуазии и исторически сложившейся роли дворянства как защитника прав и свобод венгерской нации против иноземного владычества. Другой существенной чертой движения было невнимание к национальному вопросу: либералы считали, что демократические преобразования и утверждение приоритета личной свободы сделают ненужными корпоративные права национальных меньшинств, которые они считали пережитком феодальной системы. Это убеждение в условиях Венгерского королевства, в котором представители титульной нации составляли лишь 38 % населения, грозило всплеском национальных конфликтов. Параллельно с развитием венгерского движения, укреплялось самосознание других народов страны - хорватов , сербов , словаков , румын и русинов , часто входящее в противоречие с интересами венгров .
На государственном собрании - гг. либералам удалось добиться амнистии политическим заключённым, расширения сферы применения венгерского языка в администрации и утверждения возможности раскрепощения крестьян за выкуп. В 1840-х гг. по всей стране возникла целая сеть обществ социальной защиты, взаимопомощи, поддержки отечественной промышленности. Особую известность приобрела газета «Пешти хирлап », издаваемая Л. Кошутом и распространяющая идеи незамедлительного освобождения крестьян и введения всеобщего налогообложения. В г. венское правительство передало бразды управления Венгрией новым консерваторам: Д. Аппоньи был назначен вице-канцлером Венгерского королевства, а Ш. Йошик - Трансильвании . Одновременно была усилена централизация, расширены полномочия администраторов и фёишпанов - представителей центральной власти в комитатах. Новое государственное собрание, открывшееся в г., однако, зашло в тупик из-за противоречий между либералами и консерваторами и не смогло принять решения о реформах .
Члены революционного правительства Лайоша Баттяни
18 марта 1848 г. Государственное собрание Венгрии утвердило целый комплекс реформ. Был принят закон об урбариальных повинностях, ликвидировавший барщину , помещичий суд, церковную десятину и прочие феодальные пережитки. Крепостничество упразднялось, а земля передавалась в собственность крестьянам, причём выкупные платежи помещикам должны были выплачиваться государством. Проведение этой реформы вело к ликвидации феодализма в аграрных отношениях и открывало путь к переходу венгерского сельского хозяйства на капиталистические рельсы. Был принят также закон о введении всеобщего налогообложения и лишении дворянства и священнослужителей налоговых привилегий. Вводилась свобода печати, неприкосновенность личности и собственности, равноправие христианских конфессий, ответственность правительства перед парламентом, было расширено избирательное право (до 7-9 % населения), а государственное собрание отныне должно было созываться ежегодно. Была провозглашена уния Венгрии и Трансильвании.
Венгерская кокарда
На основе созданной в первые дни революции национальной гвардии венгерское правительство стало создавать собственную армию. Это вызвало конфликт с Веной, требующей венгерских солдат для подавления революции в Италии . Баттяни согласился на отправку части венгерских армейских контингентов на итальянский фронт при условии, что король усмирит Елачича и сербов и обяжется не использовать венгерских солдат для подавления свобод итальянского народа.
Главнокомандующим венгерской повстанческой армией Кошут назначил Артура Гёргеи . Он ускоренными темпами начал обучение войск и подготовку к боевым действиям. Одновременно Комитет обороны занялся вербовкой рекрутов и организацией военной промышленности. К весне г. венгерская армия достигла численности 170 тысяч человек .
В декабре 1848 г. успешные действия революционной армии во главе с польским иммигрантом Юзефом Бемом привели к освобождению Трансильвании от австрийских войск и взятию Коложвара .
Тем с временем, императорская армия Виндишгреца двинулась от Вены к Буде . 1 января 1849 года лидеры мятежников бежали в Дебрецен . Гёргеи отвлёк войска Виндишгреца, уведя свою армию в Словакии . Одновременно армия Бема успешно противостояла австрийским и русским отрядам в Трансильвании.
К февралю 1849 г. в лагере мятежников начались раздоры. Гёргеи перешел на умеренные позиции и заявил о своей лояльности императору. Повстанческую армию возглавил еще один поляк Генрих Дембинский , однако -27 февраля его войска были разбиты австрийцами в сражении у Капольны . Воспользовавшись успехами австрийской армии, император 4 марта подписал Октроированную конституцию Австрийской империи, вводившую ограниченные демократические свободы и усиливавшую централизацию империи.
Обеспокоенный поражениями революционной армии Кошут в начале марта 1849 г. вновь вернул Гёргеи на пост главнокомандующего венгерской армией. Венгерским войскам Юзефа Бема опять удалось изгнать австрийцев из Трансильвании, захватить Банат и подавить выступления сербов Воеводины . Тем временем основные силы армии Гёргея одержали ряд побед в рамках «весеннего похода» венгерской армии в междуречье Тисы и Дуная . Были взяты Комаром , Вац и Пешт. Буда была осаждена и пала 21 мая 1849 г. На волне побед 14 апреля государственное собрание приняло декрет о лишении Габсбургов венгерского престола и провозглашении независимости Венгрии. Кошут был объявлен правителем-президентом страны.
Иван Паскевич
Венгрия 1849 г. - последний очаг революционной бури, охватившей за год до того половину Европы. К ней были устремлены взоры либералов, радикалов, социалистов со всего континента.
Пламя революции было погашено совместными усилиями австрийской реакции и царизма. Венгерский поход И.Ф. Паскевича традиционно рассматривался как венец злодеяний самодержавия, хотя эмоциональный канал оценок с годами спал, и сейчас авторы ограничиваются сухой констатацией: "Судьбу революционной Венгрии решило вторжение на ее территорию 200-тысячной русской армии" . Но такая оценка упускает из виду многонациональность Венгерского королевства, а так называемые меньшинства составляли в нем большинство населения, почти все они - хорваты, немцы, румыны, словаки, украинцы Закарпатья - выступили против революции. Приписывать поражение революции одним интригам Габсбургского двора или царской интервенции значит скользить по поверхности событий. Национальные меньшинства были напуганы революцией и мадьярским великодержавием, и они вступили в борьбу за свои интересы. Если этого не учитывать, то мы не сможем выстроить объективную картину их интересов к венгерской революции.
Во взвешенной оценке нуждаются и акции царизма в 1848-1849 гг. - не для их оправдания, а для обретения истины. Раньше перед историками ставилась задача разоблачать реакционность внешней и внутренней политики самодержавия всегда, везде и во всем, и не было для этого примера более выигрышного, чем его участие в подавлении революции 1848-1849 гг. в Европе .
Россия совершенно не соответствовала образу несокрушимой твердыни агрессивного абсолютизма, сложившегося о ней за рубежом. Картину действительного, а не мифического состояния страны в 1848 г. подробно обрисовал историк А.С. Нифонтов: засуха, неурожай, голод, пожары, эпидемия холеры. Недород хлебов поразил Поволжье, Черноземье, Украину и Приуралье; в довершение всего на поля напала саранча. Сушь способствовала распространению пожаров, погорели Пенза, Херсон, Орел, Саратов, Казань, в селах огонь превратил в пепел 70 тыс. изб. Эпидемия холеры вылилась в национальное бедствие - переболело 1 млн. 700 тыс. человек, из них 700 тыс. со смертельным исходом .
Армию болезнь косила пуще самого лютого врага, о чем свидетельствует письмо царя своему "отцу-командиру" фельдмаршалу И.Ф. Паскевичу: "Неурожай угрожает многим губерниям, и наконец пожары поглощают город за городом и много сел и деревень". На 21 июня (3 июля) 1848 г. холерой ежедневно заболевало 800 человек и умирало от нее 500. Через месяц, 26 июля (7 августа) картина не изменилась: "Нет почти села в России, где бы она не свирепствовала, но нигде так сильно, как на Дону и в Оренбурге". И в довершение всех трудностей - хроническая нехватка денег в казне: "Не знаю, право, как вывернуться из сметы; теперь уже не досчитывается более десяти миллионов! Ужасно. Надо везде беречь копейку, везде обрезывать, что только можно и изворачиваться одним необходимым" . Бюджет 1848 г. был сведен с дефицитом в 32 млн. руб. Золото и серебро в солидных количествах изымались из подвалов Петропавловской крепости для продажи за рубежом.
Придворный летописец, барон М.А. Корф, однокашник А.С. Пушкина по Царскосельскому лицею, стал свидетелем забавного и показательного эпизода: получив, в порядке исключения, приятное сообщение с биржи, Николай I затянул густым басом "Спаси, Господи, люди твоя...". Случившиеся тут же два великих князя подхватили молитву, и августейшее трио пропело ее до конца.
Крылатую фразу - "седлайте коней, господа!", будто бы произнесенную Николаем I на балу у наследника престола при вести о восстании в Париже, - никто из присутствующих не слышал; ничего, кроме "невнятных для слушателей" восклицаний, до них не донеслось. Тем не менее легенда родилась тотчас, фраза прижилась в историографии, и мнение о "воинственных замыслах Николая I и его окружения" дожило до наших дней .
Первые же консультации с "друзьями" по светлой памяти Священному союзу принесли и разочарование, и прозрение. "Препоганые известия из Неметчины, - записал в дневнике великий князь Константин Николаевич. - Всюду беспорядки и готовятся к общему перевороту, а государи сидят сложа руки и ничего не делают". Король прусский Фридрих-Вильгельм IV и австрийский император Фердинанд с трудом удерживались на тронах под натиском "верноподданных". О воцарившейся в Петербурге растерянности можно судить по тому, что циркулярная депеша послам появилась лишь через десять дней после вести о февральском восстании в Париже, а посвященный революции манифест - через месяц. 15(27) марта Николай I писал Паскевичу: "Вчера я издал манифест свой, он указывает всем, и нашим, и врагам, что я хочу, не трогая других, но и не дозволяя трогать себя; в этом вся моя задача". На следующий день последовало подтверждение: "Итак, мы должны оставаться в оборонительном, почти кордонном состоянии sur се qui vive, обращая самое бдительное внимание на собственный край, дабы все попытки дома укрощать в самом начале" . Еще месяц ушел на разработку плана военной защиты от натиска революции на рубеже реки Висла. Все это сопровождалось угрозами в адрес революционеров, создавшими в Европе впечатление о наличии у царизма тотальных карательных замыслов.
Без денег и союзников пускаться в пеший поход за тридевять земель в Париж представлялось чистейшим безумием. Отсюда - умеренность двора. В разъяснение царской позиции канцлер К.В. Нессельроде наставлял посла во Франции Н.Д. Киселева: Россия "желает мира и сохранения территориального порядка в Европе, установленного Парижским и Венским трактатами. Она не намерена вмешиваться во внутренние дела Франции, она не примет никакого участия во внутренних раздорах, которые могут возникнуть; она никоим образом не будет влиять на выбор правительства, которое народ пожелает себе выбрать" . Это противоречило принципам Священного союза, предусматривавшим солидарность монархов против народов, по сути дела царь признавал право народа на самоопределение. Поэтому даже такой ярый обличитель самодержавия, как М.Н. Покровский, считал легендой тезис о "непримиримом" отношении Николая I к Февральской революции. Министр иностранных дел республики А. Ламартин заверил явившегося к нему Н.Д. Киселева: Франция не посягает на существующие границы; последовал даже намек на общность геостратегических интересов двух стран: "За все время своей дипломатической деятельности я часто думал и пришел к выводу, что самый естественный союз для Франции - это союз с Россией". Он, Ламартин, не мирволит полякам, питаемые к ним симпатии в стране он объявил "искусственными" и обещал, что правительство сумеет сдержать "клубных фанатиков, опирающихся на несколько тысяч негодяев и уголовных элементов" .
Успокоительные речи Ламартина подействовали на Киселева. Придя в себя от изумления, он решил на свой страх и риск не вручать министру заготовленную ноту о разрыве дипломатических отношений с республикой. И, что показательно, его поведение получило одобрение у высокого начальства, даже самого царя.
Опасность подкралась не из гнезда всех революций Парижа, а из мест, к империи близлежащих. Сотрясавшие Австрийскую монархию волнения грозили многоликой и многоплеменной державе распадом, а вместе с тем - крахом всего зыбкого европейского равновесия. Николай Павлович в доверительной переписке с И.Ф. Паскевичем печалился: "Там все идет к разрушению, и не вижу я ни силы, ни головы, ни способов распадающееся разнородное царство скрепить, соединить и спаять. Такое соседство крайне тяжело, и вот для чего столь нехотя вступаю в Молдавию" .
Последнее требует разъяснения - при чем тут Молдавия? Нежданно-негаданно "мятеж" распространился на Дунайские княжества, хотя они находились под покровительством и под присмотром самодержавия. Пожар вспыхнул у самых рубежей: Австрия-Венгрия - входившая в состав габсбургских владений Трансильвания. А теперь и "сему краю (т.е. Дунайским княжествам. - В.В. ) угрожает нашествие из Трансильвании с помощью поляков и всякого сброда; ежели так будет, наши войска вступят по Серет, хотя, признаюсь, мне этого очень не хочется", - писал царь Паскевичу 10(22) июля 1848 г. .
Инструкция, коей снабдили направленного в княжества генерал-майора А.О. Дюгамеля, звучала как будто бы невинно: Россия "полна решимости придерживаться оборонительной тактики и не допускать проникновения в свои пределы революционного потока. Она будет уважать независимость и целостность соседних стран. Она отмежевывается от всего того, что может быть истолковано, как стремление вмешиваться в их внутренние дела". Но, "под знаком строгого секрета" господарю Молдавии М. Стурдзе обещали в случае "тревожных осложнений" поддержку "более выраженного характера" . Последняя вылилась в открытую интервенцию.
Случайность убыстрила ход событий - царские войска вступили в Молдавию 28 июня (10 июля) 1848 г., можно сказать, по недоразумению, не имея на то приказа из Петербурга, а по распоряжению Дюгамеля. Тот, "испуганный смутами в Валахии, сам от себя предложил Герценцвейгу вступить в Молдавию... Не убежден я в сей необходимости и опасаюсь больших затруднений", - писал Николай I Паскевичу .
Расстроенный генерал Герценцвейг, исправный служака, решив, что поневоле ослушался императора, пустил себе пулю в лоб. Николай опасался протестов в Европе и не хотел бросать тень на образ царя-покровителя православных. Смущала и необходимость сотрудничать с турецкими войсками, известными разнузданностью своего поведения .
Но и в Париже, и в Лондоне хранили спокойствие. В палате общин глава Форин оффиса Г. Дж. Пальмерстон заверил встревоженных депутатов, что "русское правительство не имеет намерения посягать на турецкий сюзеренитет" , что соответствовало действительности. "Укротив мятеж в Молдавии, я хочу воротить войска свои и ни в коем случае не переходить через Серет и вступать в Валахию", - делился император своими соображениями с Паскевичем 5(17) июля .
Но гораздо более серьезный, чем молдавский, мятеж разгорелся в соседней Валахии, и российские войска на родину не вернулись. Петербург постарался переложить неблагодарную задачу подавления валашской революции на Османскую империю. Нельзя сказать, чтобы в Зимнем дворце не испытывали смущения, натравливая турок на христианское княжество.
"Турецкие войска, - размышлял канцлер К.В. Нессельроде в депеше послу России в Турции, - сохраняют традиционные нравы и предаются самым разнузданным эксцессам, когда их используют против христианских народов", что может погрузить княжества "в слезы, печаль и нищету" и побудить жителей выступить "как один человек против ненавистного нашествия" . Но каковы цели - таковы и средства...
13(25) сентября 1848 г. турецкие войска заняли Бухарест. Через день, 15(27) сентября, в Валахию вступил российский корпус генерала А.Н. Лидерса. Турки встретили его с "видом покорности судьбе", но возражать не посмели. Собственно карательных функций Лидерсу осуществлять не пришлось, сколько-нибудь серьезного сопротивления его полкам не оказывалось, "мятежная валашская милиция", по словам Николая I, перешла на его сторону. В Петербурге создалось обманчивое впечатление, что "дух мятежа в массы не проник" . "Новая республика, - делился своими впечатлениями участник похода полковник Дараган, - составленная из самого малого числа заговорщиков, уступила нам честь и место без боя... Прежний порядок был водворен без усилий" .
На самом деле "дух мятежа" был загнан в подполье, но не искоренен, а "заговорщики" удалились в эмиграцию, но не смирились. Российские войска остались в Валахии, на случай грозного поворота событий в Венгрии они стояли наготове для удара по ней с юга. Кроме всего прочего их присутствие являлось сдерживающим фактором для турецких войск в Валахии и предотвращало утрату здесь официальной Россией своих позиций.
И еще одно почти преданное забвению обстоятельство следует иметь в виду, оценивая действия Николая I: ему нужна была слабая, раздираемая национальными противоречиями Габсбургская монархия во главе Германского союза. Единственная альтернатива - комбинация с Пруссией у руля "Неметчины", как она именовалась в царской семье.
Своего шурина, родного брата императрицы Александры Федоровны короля Фридриха-Вильгельма IV, Николай Павлович презирал за слабость и безликость. Но за ним стояла крепко сколоченная, быстро наращивающая экономические мускулы держава, претендующая на главную роль в Германском союзе, что превратило бы его из почти что географического понятия в ведущую силу в Центральной Европе. А этого царь опасался больше всего, он сам собирался заправлять здесь делами, прикрываясь австрийской ширмой. Как заклинание звучат его слова - "не быть единству Германии, ни прочим бредням" .
Конечно, оптимальным представлялся вариант, при котором Габсбурги сами бы поразили гидру мятежа. Зимой 1848/49 г. из Австрии поступали утешительные вести: имперские войска одерживали верх. Но весной венгерская революция обрела второе дыхание, нависла угроза над самим существованием Дунайской монархии. Прежние австрийские просьбы о помощи превратились в домогательства. Еще 1(13) апреля царь тешил себя надеждой: "Входить в Трансильванию нам нет причины. Это дело прямо австрийцев" . Между тем именно в это княжество отступили венгерские войска, и там развернулись основные военные операции. Николай решился на интервенцию.
По Венгрии корпус генерал-адъютанта графа Ридигера прошел быстрым маршем. По его свидетельству, "несмотря на все ухищрения венгерского правительства вооружить народ против нас во всех местах, через которые прошел вверенный мне корпус, жители остались в своих жилищах, нимало не думая о вооружении" . Ничего похожего на народное сопротивление войска здесь не встретили. Царь вздохнул с облегчением: "Слава Богу, что первый акт кампании, и, может быть, один из самых трудных, совершен без выстрела" . Возникла мысль, что удастся обойтись малой кровью. Не удалось. Основные силы революционной армии отошли в Трансильванию и, вступив в эту область, полки Паскевича угодили в самое пекло всех мыслимых противоречий: социальных, национальных и религиозных, вылившихся в гражданскую войну и обернувшихся кровавой межэтнической резней.
* * * Трансильвания еще в XI столетии вошла в состав Венгерского королевства и к населявшим ее влахам добавились мадьяры. В ХII-ХIII вв. короли, заботясь об укреплении своей власти, поощряли переселение в край секеев (представителей одной из венгерских этнических групп), которым поручили охрану границы, а также немцев, главным образом из Саксонии (отсюда их обиходное имя - саксы), значительная их часть осела в городах и занялась ремеслом и торговлей.
На крутых поворотах истории Трансильвания оказалась вне венгерского государства, в системе земель, непосредственно подчинявшихся короне Габсбургов, при этом господство в ней мадьярского дворянства оставалось незыблемым. Этническое многоцветье дополнялось в княжестве религиозным: венгры придерживались католической и реформационной (кальвинистской) веры, половина влахов сохранила православие, другая приняла униатство, немцы стали лютеранами. Не только язык и вера размежевывали население, гораздо в большей степени в том повинна архаическая государственная система, благополучно пережившая средние века.
В 40-е годы XIX столетия в Семиградье, как иначе назывался край, проживало, по приблизительным подсчетам, 1,3 млн. влахов (румын), 0,6 млн. венгров и 0,2 млн. немцев . Но в правовом поле признавались три "исторические нации" - мадьяры, немцы и секеи, представленные в законодательном собрании княжества - Диете.
Румыны "официальной" нацией не признавались и представительства не имели, им было отказано в признании их языка и культуры, что лишало их легальной возможности защищать национальные права. В неравноправном положении оказались они и в отношении социальном: их феодальная верхушка лишилась земель или омадьярилась в средние века, следовательно, румынская община не обладала полной социальной структурой - в ее среде помещики как особая категория отсутствовали. Поэтому в Трансильвании противостояли друг другу крупный землевладелец-мадьяр и феодально-зависимый крестьянин-румын.
Семиградье не стало плавильным котлом различных этносов - история, язык, религия, обычаи их разделяли. Они занимали разное место в государственной, социальной и политической жизни княжества и сохранили отчужденность, поразившую офицеров армии Паскевича: "Четыре описанные племени, столь разнородные, жили на таком тесном участке земли, чураясь друг друга. Несколько сот лет не могли их сблизить: сосед не узнал языка соседа, ни разу не породнился; один и тот же город называется каждым племенем по-своему. Такие отношения, естественно, породили недоверчивость, вражду, презрение или ненависть одного народа к другому" .
Социальный антагонизм в крае осложнялся и углублялся этнической разобщенностью и облекался в национальную форму. В румынской общине сформировалась и окрепла интеллигентская прослойка - учителя, священники, студенты, учащиеся старших классов, офицеры двух пограничных полков, банкиры, промышленники - они и возглавили национальное движение. Не будучи связаны с феодальной собственностью на землю, они придерживались довольно радикальных взглядов в аграрном вопросе.
Правда, на первых порах молодежь всех национальностей восторженно приветствовала Пештскую революцию марта 1848 г. Румыны - преподаватели и учащиеся юридической академии в Клуже (Коложваре, Клаузенбурге), чиновники, судейские участвовали в общих манифестациях. Редактор влиятельной "Газета де Трансильвания" Г. Барициу, "обливаясь слезами умиления", знакомил читателей с принятыми в Пеште 12-ю пунктами революционной программы .
Однако вскоре последовало отрезвление, так как эта революционная программа ущемляла интересы крестьян Трансильвании. Среднепоместное венгерское дворянство, стоявшее во главе революции, проявило готовность пойти на масштабные аграрные преобразования и предоставление крестьянам имевшихся у них участков земли. Но в Трансильвании насчитывалось 77 тыс., а с семьями - 385 тыс. безземельных сельчан - желлеров, которым по духу и букве мартовских законов не полагалось ничего. Да и очень немногие из получавших право на землю крестьян сохранили полный надел и стали "справными хозяевами", остальные - половину, четверть, одну восьмую и даже одну шестнадцатую надела. Их революция обрекала на малоземелье .
Изъяны в аграрном законодательстве явились главной причиной для размежевания как социального, так и национального: помещик-мадьяр - крестьянин-румын. Деревня ждать не желала. Уже в апреле крестьянское движение стало столь массовым, что с его участниками расправлялись военно-полевые суды и в селах воздвигались виселицы. Опасность таилась и в 12-м пункте пештской программы, безапелляционно, без консультации с трансильванцами предусматривавшем объединение княжества с Венгерским королевством.
В такой непростой обстановке происходила подготовка к общерумынскому собранию в.Блаже (Балажфалве, Блазендорфе) 3-5 (15-17) марта 1848 г., в котором, по разным подсчетам, приняло участие от 20 до 40 тыс. человек.
Важно все, связанное с собранием - открытие, процедура, принятие национальной клятвы, речи, решения.
В первый же день его участники присягнули на верность "императору Австрии и великому князю Трансильвании" Фердинанду и румынской нации и поклялись защищать ее от "любого нападения и угнетения" . Принятые собранием решения предусматривали предоставление румынам представительства в Диете, в администрации, судебных учреждениях пропорционально их численности, равный с другими конфессиями статус православия и униатства, защиту от арестов по политическим мотивам, незамедлительную отмену барщины и наделение крестьян землей, без уточнения размеров надела. Блок гражданско-правовых вопросов включал такие требования, как введение свободы слова, собраний и печати, отмену цензуры и сословных привилегий, распределение налогов и повинностей в соответствии с доходами .
Блажская программа - документ глубокого демократического содержания, свидетельствовавший о европейском уровне мышления его разночинных составителей. Ни одним словом, ни письменно в документах, ни устно в речах, участники собрания не выступили против венгерской революции. Но одно дело - буква, другое - дух. В законодательстве революции безусловный приоритет отдавался личности, и румынам говорили: вы получите все гражданские права, зачем же оговаривать особо еще и национальные? В Блажской декларации приоритетным выступал национальный принцип. Все без исключения статьи принятой программы начинались словами "румынская нация". Последовательное претворение в жизнь принципа: администрация, суд, образование в населенных румынами местностях - в их руках, пропорциональное численности населения представительство в Диете означало установление в княжестве преобладания (если не власти) румынской буржуазии .
В принятых на собрании документах не было ничего, ущемлявшего права других трансильванских народов, его участники обязались проявлять уважение к их интересам, но в речах уже зазвучали ноты шовинизма. В качестве идеолога движения впервые выступил Симион Бэрнуциу, до того никому не известный 40-летний студент Немецкой академии права в Сибиу (Надьсбене, Германнштадте). Его бурное и мрачное красноречие не оставляло слушателей равнодушными, фанатичная преданность национальной идее воздействовала на умы и сердца.
Углубившись в эпоху Древнего Рима, воспев доблесть предков, он заявил: "Румынская нация не хочет властвовать над другими, а желает иметь равные права со всеми"; высказался также за сотрудничество с "народами, которые признают свободу наций и уважают ее на деле". Но тут же оказывалось, что мадьяры, т.е. как раз тот народ, с которым надлежало сотрудничать, по Бэрнуциу, из числа свободолюбивых исключался:
"Вы, чьи предки когда-то властвовали в этой прекрасной стране и во многих других, впали в рабство и потеряли свои исторические земли. Тираны - три нации: мадьяры, саксы и секеи... изгнали вас, самых многочисленных...
Румыны! Не забывайте славу ваших предков римлян, властителей мира!".
Речи Бэрнуциу пронизывал яростный антивенгерский дух: венгры вздумали объединить Трансильванию с Венгрией, чтобы "покамест вычеркнуть привилегии Ардяла (румынское название Трансильвании. - В.В. )", а затем денационализировать "все невенгерские народы, слив их в единую и сильную мадьярскую нацию... Ардял является подлинной собственностью румынской нации, которая по праву приобрела его примерно тысячу семьсот лет назад и с тех пор и до сего дня хранит, защищает и обрабатывает эту землю" .
Свой критический запал Бэрнуциу направлял не против венгерских магнатов, а против мадьяр как таковых, а заодно и против немцев-саксов. Его риторика, конечно же, ни в малой степени не способствовала сплочению разных этносов, населявших Трансильванию, а напротив, содействовала их размежеванию, расколу и конфронтации, к чему все и пришло.
В отечественной историографии много писалось о мрачной роли габсбургского двора в натравливании народов друг на друга. И все же маневры реакции вторичны в разыгравшейся трагедии, первично - переплетение национальной розни и социального антагонизма. Все было: интриги консервативных сил во всеоружии векового опыта по проведению политики "разделяй и властвуй", стихийный монархизм крестьян. Но лишь к этому нельзя сводить причину чуть ли не поголовного перехода сербов Воеводины, хорватов, русин Закарпатья, словаков, немцев и румын Трансильвании сперва в оппозицию революционному режиму, а потом и в лагерь реакции.
В совокупности меньшинства составляли две трети населения земель короны Святого Иштвана и проживали на них компактными массами в течение столетий. Этнические мадьяры уступали им по численности. Воплощение в жизнь принципа национального равноправия привело бы к утрате венграми ведущей роли в большинстве земель, к подрыву экономических позиций венгерского дворянства, к ликвидации его политической гегемонии в королевстве. Лидеры революции не были к этому готовы.
Пример Трансильвании поучителен. Последние два пункта Блажской программы, 15 и 16, являлись ключевыми, ибо предполагали полную реорганизацию государственной и политической структуры княжества - разработку Учредительным собранием с представительством "всех наций" и на основе "принципов свободы, справедливости, равенства и братства" новой конституции.
Статья 16-я предупреждала "сопроживающие нации" о том, что не следует ставить вопрос об объединении с Венгрией до тех пор, пока румыны не будут представлены в "законодательной палате" с правом совещательного и решающего голоса; если же Диета приступит к обсуждению "унии без нас" - румынская нация выступит с протестом .
Все это служило грозным предупреждением и местным трансильванским властям, и революционному правительству в Пеште. Вероятно, еще существовала пусть слабая, но возможность компромисса за счет значительных уступок "инонационалам". Ею не воспользовались, ответом Блажу явилось решение скоропалительно осуществить унию с Венгрией.
В Клуже царила напряженная, нервная атмосфера, когда туда прибыла делегация Блажского собрания. Один из ее участников, Г. Барициу, вспоминал: "Площадь была украшена сотнями трехцветных венгерских флагов с надписью на одних - "Объединение", на других - "Объединение или смерть"" . На улицах толпились люди, настроенные угрожающе по отношению к "сепаратистам". Миссия делегатов из Блажа закончилась провалом, их не пожелали выслушать, а привезенную петицию отложили в долгий ящик . 17(29) мая Диета проголосовала за объединение с Венгрией. Перепуганные немцы, члены собрания, явные противники унии, подняли руки "за", а потом сбежали.
Роковое решение окончательно раскололо трансильванское общество, не пришлось долго ждать и конфронтации, так как волнения в деревнях не прекращались. Жители села Михалцы захватили землю помещика-венгра. Посланный на подавление отряд. состоявший из секеев, учинил 29 мая (10 июня) настоящее побоище. Пролилась первая кровь. Социальный по сути своей конфликт обернулся межнациональным столкновением, продемонстрировав неразрывную связь в княжестве этих двух начал.
Молодые румынские руководители были возмущены и приступили к формированию своих отрядов, австрийское командование не отказывало им в оружии. Местные власти решили пресечь зло, издав распоряжение об аресте членов избранного в Блаже комитета, но удалось задержать лишь двоих. Начались гонения на "канцеляристов", как именовали румынских интеллигентов. Последние стали уходить в малодоступные селения Западных Карпат и на военную границу под защиту грэничар - солдат-крестьян, несших охрану рубежей империи. Духовенство, православное и униатское у румын, лютеранское у немцев, вело агитацию в пользу Габсбургов.
Между тем венгерской революции грозила интервенция, и она готовилась к отпору. В августе 1848 г. объявили мобилизацию в армию. В Трансильвании вербовщики натолкнулись на сопротивление в румынских, немецких и даже некоторых венгерских селах: сперва дайте землю, а пока пусть воюют "графы", затеявшие революцию, - таков был смысл получаемых ответов. Отряды войск силою захватывали рекрутов, в общине Луна дело дошло до побоища, закончившегося гибелью десятков селян .
3-13(15-25) сентября в Блаже состоялось второе совещание. Крестьяне явились на него, вооруженные копьями, вилами, цепами, некоторые даже ружьями. Собрание образовало "смешанную комиссию из румын, венгров и саксов, крестьян, горожан и лиц образованных" для изучения вопроса о наказании "всех, повинных в вымогательствах, грабежах, преследованиях, арестах, насилиях, убийствах, во всем том, что произошло от системы терроризма". Венгерская революция объявлялась, таким образом, террористическим режимом.
"Собравшийся народ" далее заявлял, что "не желает признавать объединения Трансильвании с Венгрией, против чего он ранее протестовал и не принимал участия в (заседаниях) Диеты во время его обсуждения". Была поставлена задача добиваться открытия возможно скорее Трансильванского собрания "из румынских, немецких (сакских) и венгерских (секейских) депутатов, избранных на пропорциональной основе в зависимости от численности каждой из упомянутых наций" . Участники совещания заявили, что признают только власть императора и будут принимать распоряжения его правительства и приказы его командования. По сути дела принятые решения явились объявлением войны венгерской революции и в то же время заявкой на решающее слово в управлении Трансильванией.
Удар в спину мадьярам был нанесен в тяжелое для тех время. Габсбурги оправились от первоначального испуга и понесенных потерь. В июне князь Виндишгрец, подавил восстание в Праге, в июле фельдмаршал И. Радецкий разгромил итальянцев под Кустоццей и занял Милан, в августе кайзер Фердинанд вернулся в Вену, правда, в результате октябрьского восстания он вновь ударился в бега. В сентябре хорватский бан И. Елачич вторгся в Венгрию, и хотя он потерпел в результате поражение, но до этого кайзер своим рескриптом успел распустить венгерский парламент и объявить Венгрию и Трансильванию на осадном положении.
В октябре немецкая община Германнштадта объявила унию Трансильвании с Венгрией недействительной. Избранный в Блаже румынский комитет составил грандиозный план чуть ли не поголовного вооружения соотечественников, решив сформировать 15 легионов во главе с трибунами - все делалось по древнеримскому образцу. Результат получился скромным - удалось поставить под ружье 2 тыс. человек, не считая двух полков грэничар и крестьянских отрядов, то собиравшихся "на дело", то расходившихся по домам .
В ответ 2(14) октября состоялся массовый сбор секеев в Лутице (Адьядьфалве) с участием офицеров и солдат секейских пограничных полков, вышедших из подчинения имперскому командованию. Собравшиеся поклялись в верности венгерской революции, сформировали свои отряды и отправились на войну с румынами. Кровавая междоусобица разрасталась.
Добровольцы-гонведы и секеи громили и сжигали деревни по течению реки Мурош вокруг Клужа и Турды (Торды). Отряд, образованный в Лутице, нанес поражение грэничарам и румынским ополченцам под Регином, сам город был разграблен и сожжен, после чего многие секеи вернулись в свои села, а оставшихся рассеяли имперские войска. Дворяне спешно укрепляли свои усадьбы, призывая на помощь венгерскую национальную гвардию. Крестьяне точили косы и вилы, захватывали усадьбы, расправлялись с их обитателями. 10(22) октября ворвавшиеся в Златну румыны предали поселок огню и грабежу. Жители городков Абруд и Ромия сложили оружие перед четой адвоката Аврама Янку, прозванного "королем гор", и избегли столь страшной участи. В комитате Зэранд под Тырнавой произошла "битва", в которой полегли сотни плохо вооруженных румынских крестьян.
В ноябре власть в большинстве сельских мест, в городах Брашеве (Брашшо, Кронштадте) и Сибиу оказалась в руках командующего австрийских войск в Трансильвании лейтенант-фельдмаршала Пухнера, румын и немцев. В декабре маятник удачи качнулся в венгерскую сторону. Император Фердинанд под давлением своего окружения, недовольного "пассивностью" монарха, отрекся от престола в пользу племянника, 18-летнего Франца-Иосифа. Правительство в Пеште, демонстрируя свою самостоятельность, не спешило признавать его королем. В последние дни уходившего 1848 г. в Трансильванию вступил корпус генерала Ю. Бэма, польского революционера и способного полководца.
Румын крутой поворот событий застал врасплох. 16(28) декабря 250 их представителей собрались в Сибиу. Обсуждалась идея слияния всех населенных румынами земель в одно государственно-административное образование. Но пока что пришлось заниматься не масштабным проектом, означавшим слом всей унаследованной от средних веков структуры державы, а тревожными текущими делами. Бем стремительно продвигался по Трансильвании и приближался к Сибиу. Пухнер предложил призвать на помощь стоявшие в соседней Валахии царские войска. Представители двух общин согласились. Под прошением подписались все члены румынского комитета, даже заведомые демократы, еще недавно пылавшие негодованием против реакционного самодержавия. Выступать против было опасно - в деревне Сечеле местный священник грозил пристрелить оратора, осмелившегося высказать свои сомнения . Вслед за немецкими просителями в Бухарест выехал епископ А. Шагуна.
В штабе 5-го армейского корпуса и консульстве в Бухаресте внимательно и настороженно следили за развертывавшейся по соседству трагедией. Приведем несколько выдержек из поступавших оттуда в Петербург донесений.
Депеша Дюгамеля от 26 октября (7 ноября): "Немецкое и валашское население с энтузиазмом объединились вокруг австрийского знамени, в то время как секлеры признают только приказы, исходящие из Пешта. Враждебные действия начались с обеих сторон... Там, где валахи наиболее сильны, они учиняют неслыханные жестокости по отношению к венграм; венгры со своей стороны, вырезают валахов повсюду, где последние находятся в меньшинстве. Это - ужасающая расовая война. Секлеры, хотя по численности и уступают валахам, привычны чуть ли не с раннего детства к ремеслу, связанному с оружием, и гораздо воинственнее последних" . Немецкие семьи бежали из Германнштадта и Кронштадта.
20 декабря (1 января) к генералу Лидерсу прибыли две депутации с просьбой "спасти жизнь 80 тысяч людей", по их свидетельству, австрийцы продержатся не более 18 дней .
Однако в Петербурге все еще питали иллюзию, что австрийцы справятся с "мятежом" сами. Дюгамель писал 25 декабря (6 января): получив сообщение об "отчаянном положении" немцев в Трансильвании, он и турецкий комиссар в военной помощи им отказали, и те обратились к валашскому господарю. Тот может послать батальон пехоты, два эскадрона кавалерии и две пушки. С такими силами нечего и соваться в Трансильванию, они будут разгромлены и приведут у себя на хвосте в Валахию венгров.
Новая депеша от 28 декабря (9 января) после того, как квартирмейстер 5-го корпуса полковник Непокойчицкий съездил на разведку к соседям: "Повсюду в Трансильвании с нетерпением ожидают русские войска и спасения ожидают только от нашей вооруженной интервенции". Жители Ротентурма (селения у одноименного перевала через Карпатские горы) вообразили, будто полковник прибыл для размещения прибывающих войск, приготовили им встречу с хлебом-солью и были разочарованы, узнав, что об этом пока нет и речи. Непокойчицкий добрался до Сибиу, где огорчил Пухнера сообщением, что генерал Лидерc не уполномочен вступать в Трансильванию. Имперские войска здесь в состоянии разложения, и их разгром неминуем, резюмировал полковник свои впечатления.
В этой же депеше содержится информация о миссии епископа А. Шагуны: "На этих днях румынский эпископ Трансильвании прибыл сюда из Германнштадта, прося о помощи. Он собирается отправиться через Яссы в Ольмюц, чтобы ознакомить австрийское правительство с отчаянным положением, в котором окажется валашская нация в Трансильвании, если не будут приняты меры для избавления ее от беспощадной мести венгров" .
Приводя эти свидетельства, мы сознаем пристрастность источника - чудовищные жестокости творило и румынское ополчение. С другой стороны, среди руководителей революции встречались люди, стремившиеся положить конец кровопролитию. Успехи генерала Бема не в малой степени объяснялись тем, что он словом и делом пытался примирить враждующих. В первом же своем воззвании к населению он объявил, что считает всех жителей края без различия национальности и веры равными и обладающими одинаковыми правами "на любой пост, если они верно и честно служат государству и имеют необходимые качества" . Он разъяснял: государственным языком является венгерский, но каждая община в своей внутренней жизни вольна пользоваться своим. Бем, в отличие от многих других администраторов, не обходил, а соблюдал законы венгерской революции.
Николай I долго колебался и не решался на интервенцию. "Вступление войск наших, не вынужденно крайней необходимостью, неминуемо затруднило бы общие в Европе политические отношения и могло бы послужить на будущее время поводом к подобному вмешательству во внутренние дела соседних государств", - полагал военный министр А.И. Чернышев. Лишь 19(31) января два отряда генерал-майора Энгельгарта и полковника Скарятина общей численностью в 6 тыс. штыков и сабель отправились в Брашов и Сибиу.
"Наших солдат встретили с распростертыми объятиями, вышли навстречу им с хлебом и солью... Большое число немецких и валашских эмигрантов, готовых перейти границу, поспешили вернуться к своим очагам".
Внешнеполитическое ведомство сочло нужным дать разъяснение: предпринята акция местного значения и гуманитарного характера, произойдет лишь временное занятие двух городов на "срок самой крайней необходимости" .
Но срок пребывания определял не Чернышев и даже не царь, а генерал Бем. Его скромный восьмитысячный отряд превратился в грозную сорокапятитысячную армию, победоносно шагавшую по краю. 13(25) декабря он вступил в Клуж и объявил жителям, что они "освобождены от ига реакции и военного деспотизма" и "свободы, гарантированные венгерской конституцией", вновь вступили в силу, а прошлое предано забвению. Амнистия и терпимость сочетались у Бема с революционной решительностью. Но ему пришлось преодолевать сопротивление объятых жаждой мести дворян и своего же партнера по управлению краем комиссара Л. Чаньи, полагавшего, что навести "порядок" и покарать "предателей родины" можно лишь с помощью военно-полевых судов и чрезвычайных трибуналов.
В марте 1849 г. Бем добился полного успеха, разгромив армию Пухнера. Занявшие Брашов и Сибиу российские отряды с боями поспешно отошли, румынский комитет бежал в Бухарест. Очаг сопротивления сохранился в Западных Карпатских горах, примерно на десятой части площади княжества. Свободолюбивые горцы-моцы, у которых непререкаемым авторитетом пользовался Янку, отбивали все попытки проникнуть в их край. Русские офицеры с некоторым удивлением и в то же время высоко оценивали боевые качества войска "горного короля": "Это были настоящие народные партизаны. Неуловимые, как воздух, они являлись везде, где чуяли добычу... По знаку, им данному, вооруженные толпы собирались в назначенном пункте. Он являлся и вел их. По окончании экспедиции они расходились по домам, содержа, однако, кордонную линию с условленными знаками вокруг гор" .
Весной 1849 г. венгерская революция, казалось, одержала верх в героическом противоборстве с Габсбургами. В начале марта юный Франц-Иосиф провозгласил новую конституцию империи, по которой от Венгерского королевства отходили Трансильвания, Банат, Хорватия и Далмация, что вызвало волну возмущения в мадьярских кругах. Охвативший массы протест вылился в каскад побед над австрийской армией. Пешт удалось освободить, и туда вернулось революционное правительство. 19 апреля Государственное собрание объявило династию Габсбургов низложенной и избрало революционного лидера Лайоша Кошута правителем страны.
Однозначной оценке акт низложения не поддается, ибо он лишил венгров симпатий роялистски настроенной общественности на Западе и дал возможность "обиженному" Францу-Иосифу искать поддержки за рубежом для восстановления своих законных прав. Зондажи в Петербурге превратились в настойчивые требования. Восторга они у адресатов не вызывали.
Содержавшиеся в советской печати утверждения вроде следующего: "Просьба австрийского правительства была немедленно удовлетворена", - противоречат истине . Паскевич полагал, что венские хитрецы Россию непременно надуют: австрийцы "хотят, чтобы В в соизволили всю тяжесть войны взять на себя". Император с ним соглашался: "Входить в Трансильванию нет причины. Это дело прямо австрийцев... Когда все дело испорчено, было бы глупо исправлять русской кровью их ошибки". В другой раз Николай I писал своему корреспонденту: "Австрийцы, не сладив сами, хотят теперь чужими руками жар загребать. Но я того не хочу" .
Однако, осознав всю степень опасности, нависшей над короной неопытного юнца, царь изменил свою точку зрения. В Дунайских княжествах под покровом внешнего спокойствия тлело недовольство. Консул К.Е. Коцебу передавал из Бухареста о "крайнем волнении, охватившем умы". Дипломат опасался, как бы Бем не превратил соседнюю Трансильванию в крепость революции: "Пока эта провинция остается в руках восставших венгров, она будет служить для демагогов всех наций своеобразной цитаделью, откуда они постараются распространить свои доктрины в соседних странах", создавая "постоянную опасность не только для Дунайских княжеств, но и для Буковины, Галиции и даже для наших западных губерний" .
Так что не только монархическая солидарность, но и тревога за состояние умов собственных верноподданных подвигнула Николая I на принятие решения об интервенции.
8(20) мая 1849 г. Франц-Иосиф прибыл в Варшаву, где находился царь, и вымолил поддержку. В циркуляре российского министерства иностранных дел сообщалось о формальной просьбе австрийской стороны помочь подавить восстание, которое ставит под вопрос спокойствие двух империй. Российский кабинет с сожалением отказывался от прежде занимаемой им "выжидательной и пассивной позиции", но дело шло о безопасности и нарушении к ущербу для России европейского равновесия .
Еще со времен Потемкина и Суворова российское командование испытывало неприязнь к австрийским коллегам, поэтому и выдвинуло требование абсолютной самостоятельности действий экспедиционных сил. Но прежде, чем отдавать войскам приказ, следовало выяснить возможную реакцию на вторжение основных европейских стран. Зондаж в столицах дал успокаивающие результаты.
Во Франции восторжествовал Луи-Наполеон Бонапарт, уже успевший подавить революцию в Риме.
В Италии с движением расправились И. Радецкий и Ю. Гайнау.
Оставалась Великобритания, где сосуществовало три подхода к намечаемой карательной акции: гласный - пресса пугала "казацким нашествием", общественность митинговала, парламентарии разоблачали "козни московитов"; официальный - правительство осуждало вмешательство во внутренние дела других государств и попрание их суверенитета; тайный, который можно расценить как хорошо замаскированное поощрение расправы над венгерской революцией.
В целом серьезных опасений британская позиция не внушала. Посол в Лондоне Ф.И. Бруннов успокаивал начальство: "Укрепляется мнение, что наступил момент, когда Австрия, будучи не в силах восстановить порядок, окажется вынужденной прибегнуть к материальному содействию России". Так округло выражался дипломат насчет предполагаемого вторжения. Кабинет может "в соответствующем случае счесть себя вынужденным быть сдержанным или заявить протест, изолированно или же совместно с Францией" . И все.
Обошлось даже без протеста. "Австрия является важным элементом баланса сил в Европе, - заявил в парламенте Пальмерстон. - Все, что может прямо или случайно ослабить или искалечить Австрию, низвести ее с положения державы первого ранга и превратить во второстепенную, явится большим несчастьем для Европы" . Откровеннее не скажешь! Прославленный фельдмаршал герцог А. Веллингтон приватно же поучал, как подавить венгров: не заниматься шапкозакидательством, двинуть против них большие силы, тысяч сорок. Пальмерстон явно опасался вмешательства общественности и советовал: "Кончайте же скорее!" .
Царское командование серьезно подготовилось к вторжению: с севера над Венгрией нависли армия Паскевича и корпус генерал-адъютанта Ридигера, из Дунайских княжеств наносил удар корпус Лидерса. С запада - австрийская армия Ю. Гайнау, всего более 200 тыс. солдат и офицеров. Мадьяры сражались отважно и умело. Из их полководцев особых похвал со стороны русских офицеров удостоился Бем - "искусный, предприимчивый, деятельный" .
По прочно установившейся в отечественной историографии традиции поход Паскевича рисовался сплошь черной краской. В плане самой общей оценки, без углубления в детали, это верно, но именно детали в данном случае исключительно важны.
И революционная, и национальная идеи оказались в Трансильвании круто замешанными на злобе, ненависти и крови. Нельзя поэтому упрекать "обывателя" за то, что он стремился спасти свою жизнь и детей, сберечь свое нажитое тяжким трудом или унаследованное от предков добро. Нельзя изображать дело так, будто российская армия ворвалась в Трансильванию и под свист казачьей нагайки предала все огню и мечу. Классическая формула - народы против монархов-тиранов - здесь не имела шансов на успех; в румынских селах, в населенных по преимуществу немцами городах интервентов встречали не кольем-дрекольем, а колокольным звоном и цветами. Поэтому говорить об "усмирении" Трансильвании казаками - как то по сию пору утверждается в нашей массовой печати - значит вводить в заблуждение читателя.
Вот "путевые впечатления" российского офицера: "Переход от Мюленбаха к Сас Варошу был невеселый. Наводили на нас грусть эти разоренные села и дома по дороге, свежие памятники междоусобной Трансильвании. Здесь венгерцы мстили валахам по дороге от Карлсберга на Торду; там были сожжены многие города, здесь очень многие деревни. Запустелые дворы, обгорелые стены, торчащие трубы как мавзолеи на кладбище, - все это приводило в уныние " .
А вот "картинки нравов": депутат Венгерского собрания румын Драгош, стремясь способствовать примирению двух народов, завязал в Абруде переговоры с вождями горцев-моцев. В город ворвались партизаны майора Л. Хатвани, который повесил двух префектов, Л. Бутяну и П. Добря. Разъяренные горцы во главе с Янку вытеснили отряд Хатвани из Абруда; Драгоша, заподозренного в предательстве, убили, а тело его разрезали на куски . С приходом российской армии возникла угроза массовой мести: "Валахи, пользуясь поражением венгерской армии, уже снова стали позволять себе буйства и угрожали грабежом и смертоубийством венгерцам" .
В создавшихся условиях армия Паскевича была встречена сочувственно румынским и немецким населением края, т.е. большинством жителей: "10 июня войска вступили церемониальным маршем в Кронштадт... Жители встречали нас с большим торжеством"; "жители Германнштадта вышли навстречу в село Шелемберг, откуда много народа и много экипажей провожало нас до города. Там встречала нас полковая музыка. Из окон осыпали нас венками цветов"; "население Медиаша было предано императору и встретило нас как освободителей... Едва наши войска стали на позицию, весь Медиаш пришел посмотреть на них. Долина Кекеля, знаменитая своими виноградниками, превратилась в шумное гуляние, на котором солдаты играли самую почетную роль"; "Сегесвар (Шегешвар, Сигишоара. - В.В. ) принял нас с нескрываемой радостью. Он с большой неохотой нес иго венгерцев". До прихода российской армии правительственный уполномоченный Гаал Шандор повесил десять жителей, чем усилил недовольство населения. Корпус встречали сто "юных дев, увенчанных цветами", все - в белых одеяниях. От имени города они преподнесли генералу Лидерсу букеты .
В Сас-Вароше к Лидерсу явился "король гор" Янку, "молодой человек лет 25, белокурый, очень красивый собой, и с таким добрым, приятным лицом, что нельзя поверить, что он уже произнес столько неумолимых приговоров над людьми" . Генерал снабдил его деньгами, причем немалыми - 20 тыс. руб. и боеприпасами.
Сказанное выше не меняет общей отрицательной оценки вооруженного вмешательства царизма в дела Австрийской империи, способствовавшего сохранению целостности этого государственного образования, торжеству в нем консервативных начал, - а имеет целью предостеречь от упрощенчества и невзвешенности в суждениях при трактовке исключительно сложных и драматически развернувшихся событий.
Говорить при этом о торжестве реакции по всей линии не приходится, Габсбурги пошли на значительные уступки, не посягнув на некоторые кардинальные завоевания революции, на ее аграрное законодательство в частности. Нельзя и царских сановников изображать сплошь замшелыми ретроградами. Сошлемся на совет. данный Паскевичем самодержцу: "Я не знаю Ваших мыслей насчет Австрии, но если существование ее нужно для Вашей политики, то амнистия нужна и прежняя конституция нужна" , т.е. конституция 1848 г.
Война был непопулярна даже среди генералитета. Австрийского командующего Ю. Гайнау ненавидели все, начиная с царя, за его высокомерие, крайнюю жестокость, постоянное стремление подставить ножку союзнику, срыв поставок продовольствия и фуража, которые он аккуратно забирал для своих войск. "Про действия австрийцев мы с тобой одних мыслей, - признавался царь Паскевичу. - Но их не переделаешь; итак, надо терпеливо сносить зло, лишь бы общий результат был нами желанный" .
Кровавые расправы Гайнау претили российскому офицерскому корпусу, в обычае которого было щадить сложивших оружие. К отважному врагу проявлялось нескрываемое сочувствие: "Едва только венгерцы сдались, мы смотрели на них не как на неприятелей, а как на несчастных".
Общее чувство разделял и Паскевич. В связи с передачей австрийцам пленных венгерских генералов он обратился к царю в выражениях, не допускающих двоякого толкования: "Можно ли мне отдать на виселицу всех, которые надеются на Вашу благость? За то только, что они сдались перед Вашими войсками?". Казалось, скажи царь "нет", и десятки славных жизней были бы спасены.
Но Николай I, пленник идей легитимности и монархической солидарности, не внял фельдмаршалу: "Они бунтовщики и с ними низко и подло сближаться, довольно и того, что мы их милуем". Царь добавлял, что юный "император намерен всех простить после суда над бывшими офицерами его армии".
Ничего подобного! 18-летний монарх пренебрег личными обращениями к нему цесаревича Александра и Паскевича с просьбой о милосердии. Посылая последнему крест Марии-Терезии, он лицемерил в сопроводительном письме: "Если бы я следовал лишь порывам сердца, я бы охотно задернул завесу забвения над прошедшим", но тяжек долг перед страной . Сотни людей были расстреляны и повешены, в том числе 13 генералов, вошедших в историю под именем Арадских мучеников.
Для характеристики межнациональных отношений в Трансильвании очень важны последние два месяца революционной эпопеи. Генерал Бем отчаянно сопротивлялся вступившим туда превосходящим российским силам. В конце июня он предпринял трудно объяснимую с точки зрения военной тактики диверсию в Молдавии, перейдя перевал Ойтуз с отрядом в 2,5 тыс. человек и 12-ю пушками. Он потеснил слабые русские заслоны и обратился к населению с призывом освободиться от царской опеки. Под воззванием подписались и некоторые покинувшие Валахию революционеры во главе с Ч. Боллиаком .
Бем быстро спохватился: находившиеся у него в тылу российские войска могли наглухо перекрыть перевалы Карпатских гор и поймать его в ловушку, поэтому он поспешно вернулся в Трансильванию. Можно предположить, что на безнадежную экспедицию он решился не без подсказки с румынской стороны. Приехавший в Ардял валашский революционер Николае Бэлческу в письме от 7 (19) июня рисовал перед генералом радужные перспективы вторжения в Дунайские княжества. То ли кривя душой, то ли проявляя большую живость воображения он писал: чего румыны всегда хотели - так это "объединить свое движение с польским и венгерским и вместе бороться против России, под гнетом которой все они находятся... Вступив в Валахию и Молдавию, Ваше превосходительство обеспечит преданность 8 миллионов румын делу свободы... Вы перенесете войну на юг России, где она наиболее уязвима" .
В битве под Сигишоарой 18(30) июля Бем потерпел поражение. Сам он был ранен и увезен с поля боя на телеге, его адъютант, замечательный поэт Шандор Петефи, пал смертью храбрых. Генерал сумел-таки собрать остатки своих сил для последних сражений. Сдаваться он не пожелал, и после капитуляции основных сил венгерской армии А. Гергея под Ширией (Виллагошем) 1(13) августа, сопровождаемый несколькими поляками, скрылся в Турции.
Нам остается перевернуть последнюю страницу драматической истории Трансильвании в 1848-1849 гг. и рассказать о попытках наладить сотрудничество революционных сил Дунайских княжеств и Венгрии.
Прекрасное по замыслу, на деле оно не клеилось - расхождения и распри начинались сразу же после обмена патетическими декларациями о братстве народов. Сама ориентация двух движений разводила их в стороны, а затем сталкивала друг с другом, несовместимыми являлись их основополагающие предпосылки: цель мадьяр - единое централизованное государство "венгерской политической нации"; цель румын - очень значительная степень не только национально-культурной, но и национально-государственной самостоятельности, федерализации земель короны Святого Иштвана, что неизбежно повлекло бы за собой подрыв экономических позиций и утрату политической гегемонии мадьярского дворянства на большей их части.
Отсюда - непонимание, отторжение, а затем и столкновение венгерской революции с национальными движениями румын, а также немцев. Будущее с суровой неизбежностью сулило столкновение разных национальных движений между собой - все они без исключения несли в себе зародыш шовинизма, все мыслили объединение национальных земель с изрядным прихватом "чужих", отыскивая доказательства в забытых потемках истории.
Серьезную попытку достичь румыно-венгерской договоренности предпринял Бэлческу. В мае 1849 г. он приехал, точнее - проник, в Венгрию, правительство которой приютилось в провинциальном Сегеде и проявляло некоторую склонность к примирению. Бэлческу являл собой воплощение умеренности. Он, конечно же, сознавал, к чему приведет уравнение в правах проживавших в Трансильвании национальностей: "С наступлением демократии большинство в собрании перейдет к румынам и славянам. и общие трудности вынудят всех на жизнь в конфедерации" . Говорить о столь опасных вещах своим партнерам по переговорам он не стал и предложил приемлемый для них вариант "умиротворения". 2(14) июля документ был подписан. Несомненно, уступчивости мадьяр способствовала царская интервенция: революции оставалось существовать месяц.
В "Проекте умиротворения" официальная Венгрия признавала права румын как нации на использование родного языка в школе и администрации местностей с преобладающим румынским населением, брала обязательства отменить не на словах, а на деле барщинные повинности, восстановить разрушенные и сгоревшие дома. Единственный венгерский язык продолжал действовать в законодательной сфере и суде высшей инстанции. Была достигнута договоренность о создании румынского легиона, который должен был присягнуть Венгрии и Румынии и сражаться под венгерским знаменем против деспотизма.
Бэлческу с неимоверными трудностями пробрался в горы на встречу с Янку. Тот заявил, что время упущено, сотрудничать с венграми отказался, но обещал впредь не поднимать против них оружия, что не помешало ему однако принять деньги и боеприпасы от царского командования. Бэлческу с немногими спутниками пришлось уносить ноги. Позднее он красочно описал перипетии бегства, подробности которого характеризуют атмосферу того времени.
В горах они пробирались тайно, опасаясь "быть арестованными и убитыми реакционными крестьянами, которые могли принять нас за венгров". Таковы были настроения тех, кого Бэлческу записывал в союзников революции. "От тоски" он заболел.
У Муреша беглецов задержал русский конный патруль. Бэлческу угостил солдат табаком, и те отпустили их с миром, не ведая, с каким опасным путником имели дело - ведь чернявый, болезненно-худой человек собирался поднять "8 миллионов румын" на восстание против России.
Затем горемыки, переодетые под крестьян, присоединились к обозу с горшками, кувшинами и прочей гончарной утварью. Обоз напоролся на венгерских жандармов, которые на телегах под посудой обнаружили "господскую одежду", но ограничились ее конфискацией и не стали задерживать "воришек". Питались беглецы скверно, мокли под дождем, ночевали в стогах сена, и от этой "собачьей жизни" Бэлческу выздоровел. В деревнях он по часу торговался с бабами из-за каждого крейцера - чтобы сойти за заправского торговца .
Бегство удалось; но план сотрудничества народов провалился. Бэлческу внимательно и вполне пристрастно проанализировал причину неудачи, досталось и румынам, и мадьярам, и сербам, и славянам вообще, и, конечно, коварным "московитам" с их кознями и интригами: "С московским духом славян Австрии, распространившемся и среди румынского народа Баната и Трансильвании, я познакомился этой зимой".
И все же главное заключалось не в ошибках лидеров и не в мнимых "происках русских", которых вообще-то до появления там частей 5-го пехотного корпуса было не сыскать днем с огнем, а в том, что история не подготовила почвы для желательных революционерам кардинальных свершений.
В крае этом на едином пространстве проживали национальные общности, отличные по языку, культуре, правовому положению в государстве, материальному благосостоянию, социальной структуре и менталитету.
Движущей силой революции явилось многочисленное дворянство, среднее и мелкое; оно разделяло политическую программу венгерской революции, сдержанно отнеслось к аграрной исэнтузиазмом поддержало 12-й пункт пештской программы об объединении Трансильвании с Венгрией. Иной социальной структуре румынской общины соответствовала и отличная система ценностей.
Мозговым центром движения явилась разночинная интеллигенция, приветствовавшая политическую программу венгерских революционеров, готовая идти дальше их в аграрной области. Достаточно уже влиятельная, но мало связанная с крупным землевладением прослойка национальной буржуазии (торговцы, банкиры, арендаторы, владельцы мастерских и мануфактур), разделяя эти взгляды, добивалась достижения национальной автономии, что по сути дела означало претензию на власть в княжестве.
Крестьянство, по большей части феодально-зависимое и почти поголовно неграмотное, проявляло равнодушие к неведомым им демократическим институтам, а свободу слова мужики с большой выразительностью осуществляли в кабаке. Деревня требовала земли, верила в добрые намерения императора и шла за своими "книжниками", изъяснявшимися на понятном ей языке.
Национальная идея в княжестве оказалась в неразрывной связи с вопросом о единстве Венгерского королевства и власти в нем. При хоть сколько-нибудь демократическом подходе земли короны Святого Иштвана либо распадались, либо превращались в федерацию и даже конфедерацию, что с порога отвергали венгерские революционеры, и не по злой воле Кошута "со товарищи", а потому, что любая страна, освобождаясь от пут зависимости, крайне ревниво относится к своей целостности и суверенитету и не терпит ничего, рассматриваемого как посягательство на свою территорию. Шансы на достижение консенсуса при данном состоянии социума при достигнутой его интеллектуальной элитой стадии развития менталитета равнялись нулю.
Максимально возможного - ограниченной культурно-национальной автономии - достиг Бэлческу. Но, если бы договоренность осуществилась, она вскоре была бы отвергнута румынской стороной как недостаточная.
Трагическое столкновение венгерской революции с национальными движениями "сопроживающих" народов представляется поэтому не случайностью, а закономерностью.
Невежество и дикость нравов "в низах" придали конфликту кровавую форму междоусобной резни. Глубокое чувство национальной розни, поразившее русских офицеров, невозможно было преодолеть ни призывами, ни порывами, ни жертвенностью буревестников революции:
"Дако-ромун, запертый в самые вершины ущелий, в отдаленные предместья города, смотрит с порога своей бедной греческой церкви на великолепные храмы и огромные дома немцев, венгерцев и секлеров и обдумывает планы своего запоздалого мщения. Тут вся история Трансильвании. В Кронштадте осязаешь ее" .
Мир человеческий по своей природе многолик, и таковым выступил и в трансильванской
миниатюре. Подстригать его под одну гребенку, даже революционную. представляется
невозможным, революция не сплотила, а разъединила народы. И поход Паскевича,
карательный по отношению к венгерской революции, предстает как спасительный
для многочисленного румынского и немецкого населения края.
Литература
30. Виноградов B.H. Очерки общественно-политической мысли в Румынии.
М., 1975, с. 120; Cherestesiu V. Op.
cit., p. 424. 46. Там же, л. 46-47. 47. Авербух Р.А. Указ. соч., с. 287. 48. Opinions and Policy of H.J. Palmerston. London, 1852, p. 482. 49. Авербух P.A. Указ. соч., с. 298-299. 50. Дараган. Указ. соч., с. 129, 248. 51. См. Виноградов Б. Известия, 18.1Х. 1996. 52. Дараган. Указ. соч., с. 221. 53. Dinistoria Transilvaniei.p. 126. 54. Дараган. Указ. соч., с. 237-238. 55. Там же, с. 66, 114, 136, 138. 56. Там же, с. 222. 57. Щербатов (А.Г.). Указ. соч., с. 173. 58. Там же, с. 318. 59. Дарагин. Указ. соч., с. 178; Щербатов (А.Г.). Указ. соч.,
с. 172, 331,333, 439. 60. Anul 1848 in Principatele Romane, v.VI. Bucuresti, 1910, p.
268. 61. РГВИА, ф. Военно-ученый архив, 1849, д. 5349, л. 263. 62. Ghica I. Amintiri din pribegie, v. 2. Bucuresti, 1910, p.
39. 63. Istoria Romaniei, v. IV. Bucuresti, 1964, p. 164-165. 64. Balcescu N. Opere.v. IV, p. 226-227. 65. Дараган. Указ. соч., с. 67. 96
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ОТ РЕВОЛЮЦИИ 1848 г. ДО НАЧАЛА КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ
(1848 ― 1853 гг.)
Отношение Николая I к революции 1848 г. Получив первые вести о февральской революции во Франции, Николай воскликнул, обращаясь к гвардейским офицерам: «На коней, господа! Во Франции республика!» Однако на самом деле царь и не думал об интервенции и о походе на Францию, как в 1830 г. В гибели Луи-Филиппа Николай видел лишь заслуженное возмездие. Но, если бы у него и было в первый момент намерение итти на Францию, то он не мог бы его осуществить по обстановке, так как мартовские революции в Вене, Берлине, Мюнхене, Дрездене, во всех государствах Германского союза, бегство Меттерниха, полный провал всей меттерниховской системы, панический испуг перед революцией, который парализовал Фридриха-Вильгельма в Пруссии и императора Фердинанда в Австрии, их немедленная готовность к капитуляции - все это серьезно спутало карты Николая. Царь явно растерялся. Это видно из его переписки за этот период с князем Паскевичем, единственным человеком, которому он вполне доверял. Надо было «унять мерзавцев». На свои силы для выполнения подобной задачи Николай в первой половине 1848 г. не мог рассчитывать. Но вот блеснул для него луч надежды: расправа Кавеньяка над парижским пролетариатом в страшные июньские дни 1848 года окрылила царя и преисполнила его надежд. Немедленно через посла в Париже, Киселева, он велел передать генералу Кавеньяку сердечную царскую признательность. Николай раньше многих других представителей реакции понял, что на парижских баррикадах сломлена не только французская, но и всеевропейская революция, и что опасность миновала. С этого времени, а особенно с поздней осени 1848 г. возобновляется вмешательство Николаякак в австрийские, так и в прусские дела. Он бранит заглаза своего шурина Фридриха-Вильгельма IV и раздраженно «советует» ему в глаза поскорее ликвидировать следы малодушия, т. е. конституцию, исторгнутую у короля прусской революцией в марте 1848 г. В более мягких тонах он дает те же советы 18-летнему Францу-Иосифу, который вступил на австрийский престол 2 декабря 1848 г. после отречения его дяди императора Фердинанда. Франц-Иосиф, беспомощный без поддержки Николая, с рабской покорностью выслушивал советы царя. А Николай был крайне доволен и этим послушанием и тем, что фактическим диктатором Австрии, истинным преемником Меттерниха явился князь Феликс Шварценберг, в котором Николай долгое время видел лишь нечто вроде своего генерал-губернатора, посаженного в Вене для выполнения петербургских «советов». Николай ошибался и в Шварценберге и во Франце-Иосифе. Шварценберг его пленил тем, что по его настоянию был расстрелян схваченный в Вене делегат Франкфуртского парламента, Роберт Блюм. Но Николай не рассмотрел в Шварценберге дипломата, который сделает все зависящее, чтобы помешать царю во всех его восточных планах, едва только избавится окончательно от страха перед революцией. Царь не разглядел и во Франце-Иосифе очень самостоятельного, самолюбивого и настойчивого молодого человека, который повинуется лишь потому, что боится революции, но в дальнейшем не откажется от борьбы против Николая на Востоке.
За этот период царь дважды, в 1849 и в 1850 гг., вмешался в. дела Средней Европы - и оба раза в пользу Австрии. Вследствие этого вмешательства Австрия одержала решительную победу на двух наиболее для нее важных фронтах.
Подавление венгерского восстания Первое вмешательство Николая было и дипломатическим и военным: оно произошло в 1849 г.в связи с венгерским восстанием.
Второе вмешательство было исключительно дипломатическим; направлено оно было к ликвидации попыток объединения Германии.
Вмешательство царя в дело подавления венгерского восстания было обусловлено прежде всего опасениями за спокойствие в Польше, в случае если бы Венгрия стала прочным независимым государством. Далее, существование государства, управляемого революционером Кошутом, считалось также угрозой влиянию царской России на Балканском полуострове. Наконец, победа всеевропейской реакции была бы неполной, если бы восторжествовала революционная Венгрия.
Николай решил выступить лишь в самом конце весны 1849 г., именно тогда, когда австрийские генералы потерпели ряд позорнейших поражений. Паскевич, наместник Царства Польского, взял на себя верховное руководство этой интервенцией. Австрийская империя после усмирения Венгрии могла считать себя спасенной. Зато среди всех подданных Франца-Иосифа не было отныне более яростных врагов России, чем венгры. С этого момента габсбургская держава стояла прочно на ногах; свое «политическое выздоровление», как писала реакционная пресса, она вскоре использовала против той же России. Николай понял это довольно поздно - только в 1854 г., - когда вполне ясно стала обозначаться враждебная позиция Австрии. Разговаривая с генерал-адъютантом графом Ржевуским, польским уроженцем, Николай спросил его: «Кто из польских королей, по твоему мнению, был самым глупым?.. Я тебе скажу, - продолжал он, - что самый глупый польский король был Ян Собесский, потому что он освободил Вену от турок. А самый глупый из русских государей - я, потому что я помог австрийцам подавить венгерский мятеж». Свою политическую ошибку Николай понял лишь тогда, когда уже ничего нельзя было исправить.
Второе вмешательство Николая в европейские дела последовало в 1850 г. Оно тоже было вызвано не только настойчивыми просьбами Франца-Иосифа и князя Шварценберга, но и определенными целями самого царя.
Вмешательство Николая I в австро-прусские отношения. После разгона, в 1849 г., Франкфуртского парламента, который ставил себе цельюобъединение Германии, мечта об этом объединении вокруг Пруссии не покидала широких слоев германской буржуазии. Николай I ни за что не желал допустить это объединение. В значительной степени под влиянием своего грозного петербургского шурина - Николая I - Фридрих-Вильгельм IV и отказался принять германскую императорскую корону от «революционного сборища», как ему велено было из Петербурга именовать Франкфуртский парламент. Но под воздействием общего стремления к объединению даже реакционное прусское министерство графа Бранденбурга сделало в 1849 - 1850 гг. некоторые шаги к реорганизации бессильного Германского союза. Тогда Николай I самым решительным образом поддержал австрийского канцлера Шварценберга, который объявил, что Австрия не потерпит усиления Пруссии.
Николай вовсе не только потому противился в 1849 г. созданию Германской империи, что инициативу объединения взял на себя «революционный» Франкфуртский парламент: он не желал также чрезмерного усиления Пруссии. В этом вопросе он всецело сходился с австрийской дипломатией.
Далее, Николай стал агитировать в пользу сохранения Гольштейна за Данией. 2 августа 1850 г. представители России, Франции, Англии и Австрии подписали в Лондоне соглашение, которое закрепляло за Данией обладание Гольштейном. Это был первый тяжкий удар, нанесенный Пруссии. Шварценберг торжествовал. В Пруссии росло общественное возбуждение. Вернувшись из Варшавы, граф Бранденбург внезапно скончался; легенда приписывала его смерть оскорбительному обращению со стороны царя и волнению прусского премьера в связи с национальным унижением Пруссии. Шварценберг, уверенный в поддержке Николая, грозил Пруссии войной.
«Ольмюцкое унижение» Пруссии (29 ноября 1850 г.). В ноябре 1850 г. произошел новый конфликт между Австрией и Пруссией из-заГессена. После вмешательства Николая,в городе Ольмюце 29 ноября было подписано соглашение между Пруссией и Австрией, причем Пруссия должна была совершенно смириться. Это «ольмюцское унижение» навеки запомнилось во всей Германии, как дело рук Николая.
Царь торжествовал на всех фронтах дипломатической борьбы. Говоря впоследствии об этих годах (до 1853 г.), английский министр Кларендон заявил в одном своем парламентском выступлении, что в те времена, по общему мнению, Россия обладала не только «подавляющей военной силой», но и дипломатией, отличающейся «несравненной ловкостью». Могущество Николая после венгерской кампании и после Ольмюца казалось непреоборимым. «Когда я был молод, то над континентом Европы владычествовал Наполеон. Теперь дело выглядит так, что место Наполеона занял русский император, и что, по крайней мере в течение нескольких лет, он, с иными намерениями и иными средствами, будет диктовать законы континенту». Так писал в 1851 г. очень осведомленный наблюдатель, барон Штокмар, друг принца Альберта и английской королевы Виктории.
Эти сравнения Николая с Наполеоном стали обычными в те годы, когда шла речь о влиянии России на дела Европы. В 1849 - 1852 гг. мнение о почти полном всемогуществе Николая в Средней Европе было довольно близким к истине. Что же касается Англии и Франции, - то здесь дело обстояло сложнее. Отсюда приближалась к Николаю гроза.
